Михаил КЛИКИН

"Книга демона" - название "издательское", предполагалось, что оно более "коммерческое". А первоначально повесть называлась "Чернильные души". Написана книга в соавторстве с Юрием Бурносовым. Здесь приведён отрывок. Полный текст можно найти на сайте Автор.Тудей. Он там стоит небольших денег. Здесь - начало: довольно большой отрывок для ознакомления.

      Гай. Два тролля и Скабби Стрекотун
      Троллей было двое, и промышляли они на большой дороге явно не первый день. В темноте тролли вполне могли сойти за двух жирных оборванцев из числа лесной разбойничьей братии, но свет костра то и дело выхватывал из мрака их грязные плоские морды с вывернутыми ноздрями, узкими лобиками и торчащими из пастей клыками. С первого взгляда они были ну сущие близнецы.
      На костре жарилась дичь - целый лесной олень, небрежно брошенный на уголья. Тролли даже не потрудились отрубить копыта, а шкура была содрана кое-как. Один из троллей развесил ее на дереве для просушки, замыслив, наверное, разнообразить свой нехитрый гардероб. Рядом лежали увесистые сучковатые дубины.
      То, что они до сих пор не убили Гая, еще ни о чем не говорило. Добрых троллей, как известно, не бывает. Особенным умом они тоже никогда не отличались, но что-то, видно, замыслили. Поэтому и валялся Гай, связанный по рукам и ногам липкими веревками, в трех шагах от костра, а тролли деловито рылись в его сумке.
      - Смотри, Борр: ножик, - сказал один тролль по-авальдски, вынимая завернутый в тряпицу кинжал.
      - Вижу, Хнаварт. Хороший ножик.
      - Это будет мой ножик, Борр.
      - А зачем тебе ножик, Хнаварт?
      - Я буду этим ножиком резать.
      - А-а! - уважительно протянул Борр. - Ну, тогда да. Бери, Хнаварт, ножик.
      Значит, их зовут Борр и Хнаварт, подумал Гай. Борр вроде повыше, а Хнаварт - погрязнее, и клыки у него больше торчат. То, что оба говорили по-авальдски, Гая не смутило: он и раньше слышал, что тролли болтают на всех северных языках, а свой, троллий язык, держат в секрете и даже наедине не всегда на нем разговаривают.
      Борр тем временем нашел краюху хлеба и сыр.
      - Смотри, Хнаварт: еда.
      - Человеческая еда, - важно уточнил Хнаварт, ковыряя гаевым кинжалом под когтями.
      - Это будет моя еда, Хнаварт.
      - А что ты хочешь с ней сделать, Борр?
      - Я ее съем.
      - Ого! Я тоже могу съесть человеческую еду! - возразил Хнаварт. - Давай-ка лучше съедим ее вместе.
      - Правильно говоришь, Хнаварт, - согласился Борр. - Ножик нельзя разделить, а еду - можно. Вот мы сейчас разделим эту человеческую еду!
      Он разломал краюху и сыр пополам. Тролли запихали снедь в пасти и, шумно чавкая, принялись жевать. Проглотив, Борр заметил:
      - Вкусная еда.
      - Ага, Борр, - закивал Хнаварт. - Больше нет еды?
      - Больше нет, - с сожалением сообщил Борр, сунув морду в сумку. - Ничего больше нет.
      - А давай посмотрим, что в карманах у человека! - предложил Хнаварт.
      - Давай!
      Хнаварт, кряхтя, поднялся и подошел к Гаю. За ним поспешил и Борр. Гай прикрыл глаза, прикинувшись, будто он без сознания. От троллей пахло костром, мокрой шерстью и сыромятной кожей. Как от лошади или собаки, попавшей под дождь, почему-то совсем не противно.
      - Эй, Борр! - позвал Хнаварт. - Человек-то никак мертвый!
      - Как он может быть мертвый, Хнаварт, если мы его даже не стукнули? - озадаченно пробормотал Борр. - Может, он притворяется?
      - Сейчас я ткну его моим ножиком, - придумал Хнаварт. - Если он мертвый, он будет лежать, как лежал. А если живой - закричит. И кровь потечет.
      - Если мертвый, тоже кровь потечет, - уверенно заявил Борр. - Я видал.
      - Зато если мертвый, то не закричит.
      - Да, если мертвый - не закричит, - согласился Борр. - Давай, ткни его скорее ножиком, Хнаварт.
      - Эй, эй, не надо тыкать в меня ножиком! - завопил Гай, извиваясь всем телом. - Я живой! Я спал!
      - Он спал, Борр, - доверительно сказал приятелю тролль. - Человек спал.
      - Теперь он проснулся, - согласился Борр. - А зачем мы его разбудили?
      - Мы хотели посмотреть, что у него в карманах.
      - Ага!
      - Да у меня нет карманов, - сказал Гай. - Только сумка и была, а вы ее отняли.
      - Говорит, нету у него карманов, - передал Борру Хнаварт. - Смотри, и точно - нету. Одежда у него какая интересная - без карманов!
      Одежда была самая обыкновенная: холщовая рубаха, такие же штаны, подвязанные кожаным поясом, простенькие башмаки. Впрочем, троллям она могла казаться и впрямь интересной, благо они никакой одежды, за исключением замызганных набедренных повязок, не имели. Да и на что им, таким косматым?
      Разумеется, Гай не стал говорить троллям, что все самое ценное спрятано у него в поясе в специальных клапанах.
      Тем более к чему троллям монеты и бумаги?
      Правильно: ни к чему.
      - Что же с ним делать? - задумался тем временем Борр. - Съесть, что ли?
      - Тролли не едят людей, - предостерег его Хнаварт. - Помнишь Хварга, что у Трех Оврагов жил? Съел как-то грибника, едва не помер.
      - А зачем съел?
      - Говорит, сильно кушать хотел.
      - Тогда давай отпустим человека, - предложил Борр.
      - Не, отпускать нельзя. Побежит в город, разболтает. Придут дружинники, будут нас ловить.
      - Не разболтаю, почтенные тролли! - поспешил заверить Гай.
      - Говорит, не разболтает, - развел руками Борр. - Может, не врет?
      - Люди всегда врут, - мудро заметил Хнаварт. - Давай я лучше его ткну ножиком, и он станет мертвый. А мертвый ничего не может разболтать.
      - Ты точно знаешь, Хнаварт? - с сомнением спросил Борр, ковыряя в носу.
      - Ага.
      - Почтенные тролли, я ничего не буду никому разбалтывать, - завизжал Гай. - Я сам солдат не люблю! Вы мне ничего плохого не сделали! А дружинники, может, еще сделают!
      Это утверждение повергло троллей в долгие размышления. Они пыхтели, сопели, ковырялись в носах и ушах, чесали макушки, топтались вокруг Гая, после чего Борр спросил:
      - Мы тебе точно ничего плохого не сделали, человек?
      - Нет-нет, совсем ничего.
      - Но я забрал твой ножик, - сказал Хнаварт, показывая кинжал.
      - Пожалуйста, почтенный Хнаварт! Вам он пригодится, а мне вовсе и ни к чему. Сами видите - в сумке лежал.
      - А еще мы съели твою еду, - вспомнил Борр.
      - И на здоровье, почтенный Борр! Я уже ужинал, а завтракать буду в городе!
      - Ну, давай его отпустим, Хнаварт, - решил Борр. - Учтивый человек. Меня никто еще не называл «почтенный Борр».
      - А меня - «почтенный Хнаварт».
      - Ну, иди, человек, - Борр развязал сложный узел за спиной Гая и собрал веревки. - Только дружинникам ничего не говори!
      - Нет-нет, почтенные тролли! Ни в коем случае! - бормотал Гай, пятясь к дороге. - Как вы только подумать могли!
      Отойдя шагов на двадцать, он повернулся и побежал, спотыкаясь и цепляясь за колючие кусты. Направление он угадал верно и, выбравшись на дорогу, бежал еще долго, пока свет костерка совсем не скрылся за деревьями. Только тогда Гай перешел на резвый шаг. Отдуваясь, он мысленно поблагодарил Трех Богов за то, что не позволили троллям его сожрать, и прикинул, что если будет идти так же шустро, то окажется в городе еще до рассвета.
      Так оно и вышло. Никто по дороге Гая не беспокоил, а за пару гвельдов до города он нагнал небольшой обоз из трех расхлябанных телег - крестьяне из ближней деревни везли брюкву на рынок.
      - Здравствуйте, почтенные, - сказал Гай, хватаясь за тележный борт.
      - Ты телегу-то, это, не хватай! - предостерег сидевший на передке бородатый крестьянин и погрозил кнутом. - Телега, это, не твоя!
      - Да брось, Буффин, - оборвал его второй, развалившийся на самом верху огромной брюквенной кучи. - Видишь, парнишка рад, что на людей наткнулся. Страшно небось в лесу-то.
      - Страшно, - признался Гай. Его так и тянуло рассказать крестьянам про пережитое приключение, но, вспомнив о данном троллям обещании, он не решился.
      - Мне, может, тоже, это, страшно, - проворчал Буффин, но кнут положил. - Тебе, Скабби, только бы оборванцев по дороге собирать. Выскочил, это, из темноты, и хватает телегу. А ну как он, это, свистнет, да и набегут из лесу головорезы?
      - Так ты головорезам и нужен, - хихикнул Скабби. - Брюкву, что ли, твою заберут? Вот будешь назад возвращаться с выручкой, тогда другое дело.
      - Тьфу! Чтоб у тебя, это, язык узлом закрутился! - выругался Буффин. Скабби, не обращая на его слова внимания, похлопал ладонью по брюкве:
      - Забирайся, парнишка! Ты легкий, лошадь свезет, а ногам тоже отдых нужен. Только каблуками не подави, загниет.
      Гай, благодарно сопя, залез на телегу и уселся на краешке.
      - Брюквы хочешь?
      - Нет, спасибо…
      - А зачем в город-то? - спросил Скабби, отрезав себе желтый сочный ломоть брюквы и громко им захрустев.
      Вблизи Гай рассмотрел, что крестьянин не настолько уж и старше его - ну, лет на пять. Белоголовый, короткобородый, в старом чешуйчатом нагруднике поверх заплатанной грубой рубахи. На брюкве подле правой руки Скабби покоился увесистый боевой топор, а дольки он отрезал большим кинжалом.
      - Работать, почтенный Скабби.
      - Ну, такой прямо и почтенный, - засмеялся Скабби. - Ты это для настоящих почтенных оставь, а я - просто Скабби. Если хочешь, Скабби Стрекотун.
      - Потому говорит он, это, много, - вставил мрачный Буффин.
      - А я- Гай, - представился Гай. - Писец.
      - Писец? - удивился Скабби. - Где ж ты научился?
      - Монахи научили. Я три года в Обители Трех Богов жил.
      - Хорошее дело, - похвалил Скабби. - В Диле писцы всегда нужны. И по-каковски умеешь?
      - По-нашему, само собой, потом по-авальдски, по-двеннски, западное наречие знаю... Изящным почерком могу, простым, летописным... - перечислял Гай, поудобнее усаживаясь на жесткой брюкве.
      - Э, да ты мастер, парень! - сказал Скабби уважительно. - Ты, как в город приедем, сразу иди в Гильдию Писцов. Это на Старой Площади, спросишь у людей, тебе покажут. Там тебя спросят, проверят и определят. А без Гильдии можешь на неприятности нарваться...
      - Спасибо, почт... Скабби.
      - Да ну...
      Дальше они ехали молча, и Гай успел задремать под скрип колес, перемалывающих дорожный песок. Очнулся он оттого, что Скабби тряс его за плечо, говоря:
      - Приехали! Слышишь? Приехали! Город уже! Дил!
      Гай открыл глаза и увидел прямо перед собой уходящую в небесную высь стену, сложенную из обомшелого красного камня. Слева в стене имелись окованные железными полосами ворота, а из бойницы над ними кто-то унылым голосом говорил столпившимся внизу путникам:
      - ...И не стану я вам ворот отпирать, и не просите... Вот придет время, и начальник придет, тогда откроем, честь по чести... А сейчас рано, не положено... Мало кто там у ворот топчется... Бумаги небось не у всех есть, знаю я вас...
      - Да мы тебе все бумаги покажем, и заплатим чего надо! - кричал кряжистый купец в расшитой золотыми узорами маскаланской куртке. - Что ж нам тут под стенкой сидеть, как собакам худым?! Я - человек уважаемый!
      - Вот придет начальник, тогда будем смотреть, какой ты есть уважаемый... - скучно отвечал невидимый стражник, - а пока посидите... Не так и долго осталось... Вон и солнышко уже всходит...
      Действительно, солнце уже позолотило древесные вершины подступавшего к городу леса. Купец плюнул и, бормоча себе под нос не то ругательства, не то молитвы, побрел к своей повозке - большой, о шести колесах. Возле повозки стояли охранники купца, негромко переговариваясь и передавая по кругу фляги.
      - У тебя бумаги есть? - спросил вполголоса Скабби.
      - Есть, а что?
      - А то, что если нету, тогда надо деньги платить. Без бумаг тебя вроде как в город пускать не должны, но потому как бумаг много у кого нету, то их выписывают при входе - как бы временно. А стоит это один ульт.
      - Да есть у меня бумаги. Из Обители.
      - Тогда хорошо.
      Гай поудобнее улегся на брюкве и собрался было еще подремать, но ворота вдруг душераздирающе заскрипели и поползли вверх. За ними обнаружилась толстая металлическая решетка, покрытая острыми шипами. В решетке открылась незаметная дверца, из нее высунулся мордастый стражник в круглом помятом шлеме и заорал:
      - В очередь становись, в очередь! Бумаги сразу в руке держите, чтобы не копаться! Кто с телегами и скарбом - потом, поклажу отдельно проверять будем, чтобы чего недозволенного не обнаружилось!
      Собравшиеся у ворот возроптали, но тут же принялись строиться в очередь. Шустрый Гай проскочил в самое начало и оказался четвертым, между сумрачным паломником в ржавых веригах и деловитым толстым монахом. От монаха попахивало вином и ветчиной, от паломника - сырой ржавчиной и дегтярной мазью от блох.
      Гай сунул руку в потайной карман на поясе и вытащил рекомендацию из Обители.
      Сразу за решеткой под аркой помещался грубо сколоченный стол, за которым сидел начальник охраны ворот. Он брезгливо смотрел на подходивших, так же брезгливо брал их бумаги и не менее брезгливо задавал вопросы. Видно было, что намедни начальник крепко напился и сейчас думал скорее о холодном свежем пиве и острой мясной закуске, нежели о служебных надобностях.
      У паломника бумаг не оказалось, и охранник направил его в маленькую комнату для получения таковых. Следующим был Гай.
      - Тэк-с... - промямлил начальник охраны, разворачивая бумагу. - Писано в Святой Обители Трех Богов... Отец Абак... Гай... Ты, что ли, Гай?
      - Я, почтенный.
      - Ишь... - начальник поморгал красными с перепоя глазами и продолжил чтение. - Писец, значит... А лет тебе сколько, писец?
      - Четырнадцать, - сказал Гай.
      - Мгм... Ну, иди, писец... - начальник вернул ему рекомендацию и обратился к монаху, тут же что-то хлопотливо забормотавшему.
      Гай прошел через арку и оказался в городе.
      
      
      Тильт. Ночные гости
      Тильту было пятнадцать лет, когда у него отобрали мир.
      Он работал тогда у одного торговца, вел счетные книги, писал договоры и деловые письма. Торговец был неплохим человеком, хорошо платил, любил поговорить о жизни, о вине и о женщинах, с уважением относился к помощнику-грамотею. Иногда, правда, напившись, становился буйным, и мог ни за что, ни про что надавать тумаков, но зато, протрезвев, извинялся, искренне каялся, называя почтенным мастером, и на протяжении нескольких дней платил за работу вдвое больше обычного.
      В тот вечер хозяин пришел не один. Три незнакомых человека, пригнувшись, перешагнули порог, остановились у двери, сложив руки на животах, широко расставив ноги. Не были они похожи на обычных клиентов, и Тильт встревожился.
      - Собирайся, - сказал хозяин, стараясь не смотреть ему в глаза.
      На улице было уже темно, подвывал в печной трубе ветер, от черных окон веяло сквозняком – осень заканчивалась, близилась зима.
      - Так поздно ведь, - неуверенно сказал Тильт. – Куда ж собираться-то?
      - Дело есть одно … - хозяин глянул на него и сразу отвел взгляд. – Срочное дело…
      Тильту случалось работать и ночью. Всякое бывало. Но эти безликие незнакомцы, вставшие в полумраке возле двери, пугали.
      И ветер выл, словно специально жуть нагонял.
      И шевелились тени на стенах.
      - Может, до утра отложим?
      - Сейчас надо, - развел руками хозяин. – Собирайся.
      - Собирайся, почтенный мастер, - подтвердил один из гостей. Голос его звучал глухо, словно не в человеческой глотке рождался, а в печной трубе.
      Тильт посмотрел на говорившего, надеясь разглядеть его лицо, пытаясь увидеть его глаза.
      - В три раза больше заплачу, - торопливо пообещал хозяин. – Неотложное дело, срочное. И пустяковое – переписать бы кое-что надо…
      Тильт закрыл книгу, нарочито медленно ее отодвинул, вздохнул тяжело:
      - Что с собой взять?
      - Ничего не надо, - вместо хозяина ответил глухоголосый незнакомец. – У нас все есть. Оденься только потеплей, почтенный мастер.
      Тильт не считал себя мастером, хотя, конечно, учителя у него были хорошие, да и ученик из него вышел неплохой. А почтенным он уж точно не был. Не дорос. Тем не менее, такое обращение ему льстило.
      И чего он испугался? Люди как люди, пришлые, чужие – ну так что с того?
      - Далеко ли идти? – поинтересовался он.
      - Идти не придется, – ответил незнакомец. – Довезем...
      Одевался Тильт медленно – не хотелось ему на ночь глядя покидать теплый дом, привычное место возле натопленной печи, стул с мягкой подушечкой, с удобной выгнутой спинкой, стол с книгами, с письменными принадлежностями, со свечами в глиняном подсвечнике. Сколько он здесь прожил? Чужой дом незаметно стал родным, отведенный угол превратился в уютный мирок.
      А за дверью – стылый осенний вечер.
      - Надолго хоть едем-то? – спросил он. И, не дожидаясь ответа, подхватил шапку, нахлобучил ее на макушку, шагнул к порогу.
      Незнакомцы посторонились.
      Ветер ударил в открывающуюся дверь, вырвал ее из руки Тильта, грохнул о стену, словно разбить хотел, мягко толкнул человека в грудь – не ходи, сиди дома, в тепле, в уюте!
      - А может… - Тильт чуть повернулся, краем глаза успел заметить, как гаснут маленькие огоньки на столе, увидел как опасно двинулись безликие незнакомцы, но не успел испугаться – вместе со свечами вмиг погасло и его сознание.
      Шапка упала на порог, и ветер забросил ее в темный дом.
      
      
      Гай. Визит в Гильдию
      Деревню Ан-Брант, где родился и долгое время жил Гай, никто не взялся бы назвать большой. Сорок с лишним дворов для Северного Края немало, но в сравнении с самым захудалым портовым поселком или центром графства...
      Обитель Трех Богов была и того меньше.
      А больше ничего Гай в своей жизни не видел.
      Поэтому город потряс его своими размерами. Собственно, города как такового он наблюдать не мог, но ему хватило и одной улицы - широкой, словно тракт, кишащей, несмотря на раннее время, людьми. А дома-то, дома! Дом деревенского старосты Ан-Бранта, почитаемого за богача, казался на их фоне старым сараем для скота.
      Ослепленный Гай не замечал ни вонючей сточной канавы, ни разбитой мостовой, ни разномастных подпорок, удерживающих подгнившие стены строений от падения. Не заметил он и здоровенного парня, который вез на тачке тяжелые бочонки.
      - Дран тебя побери! - завопил парень, когда Гай, пятясь, наткнулся на тачку.
      - Извините, почтенный, - пробормотал Гай. По счастью, бочки не раскатились, но парень разинул пасть с сильно прореженными зубами и заорал:
      - Деревенщина! Вылупил глаза! Пускают вас таких в город!
      Вокруг начала собираться толпа зевак, в основном сонные подмастерья и служанки. Гай еще раз извинился и боком протиснулся меж двух горожан. Парень что-то крикнул вслед, но Гай уже не слушал. Он перепрыгнул через канаву, поскользнулся, едва не шлепнувшись в мутную жижу, и помчался по узкому переулку.
      Здесь оказалось менее людно, и Гай остановился возле приземистого каменного дома с вывеской «Палантин Королевы». Из приоткрытой двери доносился гул людских голосов и ощутимо тянуло жареным мясом. Гай потоптался немного у крыльца, расстегнул клапан на поясе и достал несколько медных монет. В конце концов, обедал он вчера в середине дня, ужин достался троллям, а сейчас пора завтракать. Неизвестно, как сложится день, а тут еда рядом...
      «Палантин Королевы» сильно отличался от таверны старого Малфа в Ан-Бранте и от трапезной Обители. Огромный зал с расставленными там и сям массивными столами, длинные лавки, вкусно потрескивающие масляные светильники, служанки в кружевных передниках... Разумеется, передники были далеко не белоснежными, более того, ими же вытирали столы, но Гаю «Палантин» показался чудом света. Он робко сел на краешек скамьи слева от входа, и тут же к нему подошла служанка, дородная тетка, с ходу вопросившая:
      - Деньги есть?
      Гай показал медяки. Тетка смягчилась:
      - Ну-ну... Что прикажет молодой мастер?
      - Что-нибудь поесть. И пива.
      - Поесть и пива, - повторила служанка и степенно удалилась. Гай в ожидании катал по темным доскам стола монетку и разглядывал посетителей.
      Их было не так уж много: все-таки раннее утро. Несколько стражников, пивших пиво после ночного патруля, пара ремесленников... В противоположном от Гая углу чинно обедал желтокожий маскаланский купец в дивной одежде, рядом маялся купцов толмач-проводник, тощий и грустный. Возле специального корытца у стены натужно блевал пожилой горожанин: судя по всему, пришел поправить здоровье после ночного кутежа, да малость не рассчитал. Или еще просто не успел поправить.
      - Поесть и пива, - сказала тетка, ставя на стол дощечку с жареным мясом, мисочку с приправой и большую глиняную кружку. Пересчитав поданные Гаем монеты, она высыпала их в карман на переднике и направилась прочь.
      - Почтенная! - окликнул ее Гай.
      - Ну, что еще? - недовольно обернулась служанка.
      - Почтенная, подскажите, пожалуйста, где тут Старая Площадь?
      - А как выйдешь от нас, все вверх по переулку, потом через мост перейдешь, а там и площадь, - проворчала она и исчезла на кухне.
      Гай принялся за еду. Вообще-то перед едой полагалось вознести хвалу Трем Богам, но святых отцов вокруг вроде бы не наблюдалось, а есть хотелось куда сильнее, нежели читать молитву. К тому же Гай сомневался, что Боги имеют достаточно свободного времени, чтобы выслушивать молитвы каждого встречного-поперечного и запоминать, кто прочел их, а кто - нет. Поэтому Гай сразу вцепился в мясо. Нож остался у троллей, и кусок пришлось рвать руками и обгрызать, что выглядело со стороны не слишком-то привлекательно и аккуратно, но Гаю было не до приличий. Только сейчас он осознал, как проголодался. Макая мясо в мисочку с острой приправой, он запивал его холодным просяным пивом и чувствовал себя просто замечательно.
      Подкрепившись, Гай покинул «Паланкин Королевы» и отправился, как ему велела добрая толстуха, вверх по переулку. Судя по всему, здесь жили мелкие торговцы и ремесленники: над мостовой болтались то деревянный калач, то сапог, то хомут, то скрещенные мечи... На Гая никто не обращал внимания, чему он был несказанно рад.
      Неожиданно переулок пересекся с набережной. Над мутной рекой изгибался широкий каменный мост, в воде плавал разный мусор, но рыба тут водилась: несколько человек с нехитрыми снастями сидели на берегу в ожидании улова. Гай некоторое время глазел на них, пока один из рыбаков не выволок на берег страхолюдную лупоглазую рыбу с колючками по всему телу. На тварь противно было смотреть, не то что есть, но рыбаки начали завистливо поздравлять приятеля, из чего Гай сделал вывод, что она съедобна и даже, возможно, высоко ценится. Живя в Обители, он и сам частенько ловил рыбу и раков в лесной речушке, но те рыбы были не в пример проще.
      Старую Площадь Гай, перебравшись через мост, нашел легко: название красовалось на доске, прибитой к стене одного из домов. Теперь оставалось найти Гильдию Писцов, но и это оказалось делом простым: на этом же доме помещалось большое перо из золоченой жести, подвешенное на цепочках.
      В коридорчике за столом сидел молодой писец, года на два старше Гая, но сытый, довольный и краснорожий, одетый в бархатную куртку с блестящими пуговицами и с маленьким серебряным пером на шее. Гай знал, что это - знак Гильдии Писцов, у Отца Абака в Обители тоже имелся такой.
      - Доброе утро, почтенный мастер, - сказал Гай, кланяясь.
      - И тебе доброе, - сказал писец. - Что надо, недомерок?
      Если Гай и был ниже писца, то не больше чем на голову, и это не давало права величать его недомерком. Тем не менее, здраво рассудив, что ссориться сейчас не с руки, Гай еще раз поклонился и протянул писцу свою рекомендацию.
      - Я - писец, почтенный мастер. Я ищу работу, и добрые люди посоветовали мне обратиться в Гильдию.
      - А куда ж еще? - фыркнул писец. Развернув бумагу, он быстро прочел ее, шевеля толстыми губами, и пожал плечами:
      - Не знаю, верить тебе или нет... Опять же святые отцы врать не будут. Если только ты эту бумагу не украл. Да и работы сейчас почти что не бывает. Своих мастеров полно, так еще и чужие идут, приблудыши... Ладно, поди к мастеру Грилламу, вот по лестнице наверх. Только постучись, а то у вас в пещерах, небось, и дверей-то не делают!
      Забрав бумаги и еще раз откланявшись, Гай поднялся по расшатанной деревянной лестнице и постучал в дверь, затейливо украшенную черными и белыми костяными квадратами.
      - Войдите, - сказали за дверью.
      Мастер Гриллам оказался маленьким горбуном, почти незаметным за грудами свитков и книг на огромном столе. Он что-то быстро писал на листе пергамента.
      - Доброе утро, почтенный мастер, - сказал Гай, кашлянув.
      - Входи, входи, - кивнул Гриллам, не отрываясь от письма. - Садись вон на стул... Работа нужна? Где учился?
      - В Обители Трех Богов.
      - У Абака? Хороший мастер... Жив еще?.. Надо же, я думал, помер давно... Всё так же «Заповедь Имма» чтит?
      - Да, почтенный, - улыбнулся Гай, вспомнив свою учебу.
      - И диплому, наверное, его при себе имеешь?
      - Есть диплома, - кивнул Гай, подцепляя пояс большим пальцам.
      - Ну, не доставай, не надо... - проворчал Гриллам. - Скажи, что знаешь, чему обучен?
      - Умею писать по-нашему, почтенный мастер, по-авальдски, по-двеннски, знаю западное наречие... Не очень хорошо, но писать могу. Изящным почерком могу, простым, летописным, с крестами, с узлами, - с гордостью перечислял Гай все премудрости, которым научил его Отец Абак, - возвратным, виньетки умею делать обычные, перевернутые, двеннские, маскаланские...
      - Хватит, хватит, - махнул пером Гриллам. - Вижу, знаешь. Возьми вон перо и лист, напиши мне что-нибудь по-двеннски с крестами и виньетками. Одной фразы хватит.
      Гай взял со стола отличное перо, окунул его в чернильницу и великолепными фиолетовыми чернилами быстро написал на лежащем листе строфу из Книги Песен Трех Богов. Подождав, пока чернила высохнут, Гай с поклоном вручил лист мастеру.
      Гриллам, оторвавшись от своей работы, подслеповато сощурился и расплылся в улыбке:
      - Неплохо, очень неплохо... Вижу, умеешь. Зовут как? Сам откуда?
      - Гай, из деревни Ан-Брант.
      - Где такая?
      - Северный Край, почтенный мастер.
      - А родители?
      - Я сирота, почтенный мастер. Родителей угнали тралланы, я воспитывался в Обители Трех Богов...
      - Ясно. Ну, что сказать тебе, Гай из Ан-Бранта? Писец ты хороший, правда, крест не до конца отработан и в виньетке две ошибки сделал...
      - Где?! - дернулся Гай.
      - Вот и вот, - кривой желтый палец, испачканный чернилами, уперся в лист, и Гай с ужасом обнаружил, что и впрямь сделал две ошибки против правил написания двеннских виньеток. - Но не печалься, ты еще совсем юн, а опыт писца приходит с годами. И уходит, кстати, тоже...
      Гриллам помолчал, мелко кивая каким-то собственными мыслям, потом продолжил:
      - Работу сейчас найти трудно. Новые летописцы ни герцогу, ни королю не нужны, в судах и монастырях тоже писцов хватает, так что одна тебе дорога - на постоялый двор. Купцы, гости заезжие: всегда потребен грамотный человек, чтобы письмо написать или прочитать что... Посоветовать ничего не могу, сам пройдись, посмотри, справься. Не озолотишься, но и голодным не останешься, а там - кто знает... Вдруг приглянешься какому богатому человеку, которому секретарь в пути надобен. Дай-ка твою бумагу из Обители...
      Гриллам пожевал узкими сухими губами, взялся за перо, написал вверху рекомендации Отца Абака: «Гильдией Писцов Города Дила подтверждено», изящно расписался. Вернул бумагу Гаю и снова взялся за работу, тем самым показывая, что разговор окончен.
      - Спасибо, почтенный мастер, - сказал Гай, поклонился и, покинув комнату, сбежал вниз по лестнице.
      Давешний молодой писец был занят делом - ел морковный пирог.
      - Ну, что, недомерок? - спросил он, жуя и роняя крошки на стол. - Не прогневил мастера Гриллама? Небось, в шею тебя вытолкал?
      - Смотри, - Гай сунул ему в нос рекомендацию. – Понял?.. Толстая рожа на тролля похожа!
      Писец едва не подавился пирогом и начал было вставать из-за стола, но Гай уже выскочил на площадь и забежал за угол. Там он присел на корточки и задумался, переводя дух.
      Делать нечего, придется последовать совету старого мастера и пойти по постоялым дворам. Обратно пути все равно нет, не в Обитель же возвращаться... В монахи Гай не собирался, а по достижении шестнадцати лет в Обители могли жить только монахи. Ну и ладно, буду писцом на постоялом дворе, решил Гай. Тролли не сожрали, а тут, чай, люди кругом... Подумав так, он ухватил за рукав пробегающего мальчугана со стопкой свежевыстиранного белья и грозно спросил:
      - Где здесь постоялый двор?
      Мальчуган шмыгнул носом и поведал, что все постоялые дворы в Диле находятся на берегу Салайны. Очевидно, так называлась мусорная река.
      - Идите вот по этому проулку, мастер, там дворы и начнутся...
      
      
      
      Тильт. Лесной лагерь
      Тильт очнулся во мраке.
      Кругом были звуки: что-то ритмично пощелкивало, громыхало, шелестело, поскрипывало. Потом кто-то приглушенно фыркнул, и тотчас рядом раздалось невнятное бормотание.
      Тильт не чувствовал своего тела. Только боль горячо пульсировала в затылке.
      Он попробовал пошевелиться, и не смог. Попробовал крикнуть – и не сумел.
      Он был совершенно беспомощен. Единственное, что он мог – это слушать…
      Бормотание cтихло.
      Потом что-то хлопнуло – так полощется флаг, так хлопает мокрая ткань на ветру. И Тильт понял: он в повозке.
      Громыхают по булыжнику ободы колес, скрипят плохо смазанные втулки, щелкают по мостовому камню подковы, дождь шелестит по просмоленному тенту фургона.
      Его куда-то везли. Связанного. С заткнутым ртом. На голове пахнущий старыми отрубями мешок – словно у приговоренного к смерти преступника.
      Трепыхнулось и провалилось к животу сердце. Страх сдавил горло, вмиг высушил глотку.
      Тильт замычал, захрипел, забился, чувствуя, как с болью оживает занемевшее тело, как нестерпимо горячая кровь возвращается в мышцы.
      - Очухался, мастер? – насмешливо сказал кто-то совсем рядом, и Тильт замер.
      Сердце мягко и сильно толкалось в грудь.
      - Ты зря не трепыхайся, мастер, - прозвучал новый голос, рассудительный и спокойный. - Береги силы-то. Да и не поцарапайся, смотри. Соскрябаешь с себя кожу, потом гнить начнешь. А зачем ты нам гнилой? Не нужны нам такие, таким одна дорога... Сам знаешь, куда.
      Чьи-то руки быстро его ощупали, приподняли, перевернули.
      - Дорога длинная, мастер, - сказал насмешливый голос. – Привыкай.
      Значит, не убьют, понял Тильт. По-крайней мере, не сейчас...
      
      
      Когда повозка встала, Тильт невольно затаил дыхание. Сколько времени длилось путешествие, он не представлял. Закончилось ли оно сейчас - он не знал. Голова словно просяной кашей была набита, мышцы ныли, горела натертая веревками кожа.
      Он застонал негромко, надеясь привлечь к себе внимание, но вместе с тем боясь напоминать о своем присутствии.
      Вокруг происходила непонятная возня. Под боком что-то двигалось и шуршало, возле повозки топтались какие-то люди, слышалось невнятное ворчание, где-то в стороне сухо стучал топор.
      - Ну-ко, чернильная душа, приподнимись чуть, - его грубо толкнули, и Тильт завозился, ощущая себя ничтожным червем. Из-под него выдернули какой-то твердый предмет - и на время оставили в покое...
      Он с необыкновенной ясностью вспомнил, как удил в реке полосатых окуней, выбирая из берестяной коробочки наживку. Пересыпанные землей, чтоб не сохли, там копошились пахучие - для рыбы, конечно, - навозные червяки, и Тильт размышлял: взять вон того, пожирнее, или этого, шустрого? А когда в коробочке оставался всего один червяк, судьба его была совсем уж неизвестна - рыбак мог задержаться для последней попытки, а мог, нанизав пойманную рыбу на ивовый кукан, бросить счастливца в сырость прибрежных кустов...
      Тильт лежал и слушал окружившие его звуки. Воображение рисовало картину происходящего, и картина эта постепенно дополнялась деталями: они в лесу, в тени высоких деревьев; с треском разгораются костры, рушится сухостой, лопается хворост. Лошади хрумкают овес, переступают копытами - земля здесь мягкая, словно войлок. Вот с телеги стаскивают визжащего поросенка, волокут его - и режут. Клокочет вода в большом котле. Сочно чавкая, рассекает мясо топор, хрустят под лезвием кости. Оживают, просыпаются люди. Их всё больше, от них всё больше шума, они вяло бранятся, они обсуждают что-то, они смеются, кашляют, сморкаются. От них пахнет, как от животных, и голоса у них - как у зверей.
      - Не спишь, мастер?
      Тильт вздрогнул.
      - Не спишь... Хорошо...
      С него сдернули мешок, попутно выхватив клок волос. Яркий свет ослепил Тильта, заставил зажмуриться и отвернуть лицо.
      - Да не вертись ты, мастер, как вошь на гребешке... Или боишься чего? Не бойся. Прибыли. Отдыхай теперь. Сейчас есть будем. Хочешь есть?
      Шершавые пальцы выдернули кляп изо рта, и Тильт закашлялся, зафыркал, отплевываясь.
      - Вот и хорошо, вот и славно... Дыши, мастер, дыши... Перхай, тока гляди, душу не выперхай...
      Тильт наконец-то смог разглядеть говорящего. Тому на вид было лет тридцать, может, чуть больше. Его лицо было серым от пыли и потому казалось мертвой маской. Его губы - потрескавшиеся и обкусанные - кривились в усмешке, а неровные испорченные зубы делали усмешку особенно неприятной и даже страшной.
      - Кто вы? - хрипло спросил Тильт.
      - А тебе не все ли одно, почтенный мастер? Сегодня мы вместе, а завтра - уже нет.
      - Что вы со мной сделаете?
      - Да ничего. Накормим вот сейчас, не звери же, почитай..
      - Зачем я вам?
      - Да нам-то ты вовсе без надобности. Хоть мы люди и неграмотные, но писарь нам ни к чему. Мы всё как-то без бумаг привыкли обходиться.
      - Но тогда почему...
      - Да ладно тебе, мастер, вопросы вопрошать! Как дите малое. У меня голова пухнуть начинает!
      Человек подергал веревки, связывающие пленника, и отошел.
      Полог крытой повозки был откинут, и Тильт убедился, что воображение его не обмануло. Были здесь и лес, и костры, и котел с бурлящим варевом, и многочисленные люди, одетые, как разбойники.
      А они и есть разбойники, понял Тильт, и лоб его покрыла испарина. Самые что ни на есть настоящие разбойники. Бандиты, воры, грабители. Целая банда, с удобством расположившаяся в лесу.
      Меж деревьев белели конусы шатров, на их золоченых шпилях трепыхались синие вымпелы. Возле крытых дёрном и лапником шалашей лежали копья и рогатины. В огромной плахе, бурой от крови, торчал здоровенный топор - его отполированная рукоять была высотой с Тильта. Рядом скользкой грудой свились серые кишки - наверное, поросячьи. Хорошо, если поросячьи! Разное про лесной люд рассказывают, хотя с другой стороны, коли поросенка резали, человечину небось есть им не к чему, другое дело - зимой... Тильт поежился. Нет, не надо про такое думать, лучше не надо...
      Под широким навесом топтались лошади, помахивали хвостами, фыркали, косясь на проходящих мимо людей. Видно было, что лагерь стоит здесь не один месяц: вся трава помята, дорожки вытоптаны, конского навоза много, помойная яма переполнена, вон как смердит.
      - Ну что, угомонился? - знакомый разбойник вынырнул сбоку, заглянул в повозку, внимательно осмотрел Тильта. - На вот, пожуй покамест. - Он кинул на солому краюху хлеба, деревянную миску, ложку, кусок сыра и два побитых, помятых яблока. - Только уж извини, развязывать я тебя не буду. - Он ухмыльнулся ядовито и снова исчез.
      Тильт какое-то время разглядывал хлеб, вдыхал его свежий ячменный аромат и глотал слюну, а потом изогнулся, словно какая-нибудь гусеница, застонал, и попытался дотянуться ртом до лежащей рядом еды.
      
      
      
      Гай. Лори и его Скратч
      Перво-наперво Гай купил в лавке набор перьев, чернила в бутылочке и несколько листов бумаги. Чернила были жидкие, явно разбавленные, а бумага жесткая и плохо выделанная, но на другое у Гая денег пока не имелось. На последние монеты он приобрел у оружейника простенький нож взамен отобранного троллями. Поскольку нож был с браком - выщербленный - и хороший покупатель все равно его не взял бы, оружейник отдал залежавшуюся вещицу Гаю за бесценок.
      На будущее Гай положил себе купить еще и серебряное перо - знак гильдии, но стоило оно дорого и на такую покупку предстояло еще заработать.
      После приобретения столь важных вещей Гай отправился искать работу.
      Из первого постоялого двора, который назывался «У Грифона», Гая прогнал конкурент - обитавший там тощий писец со злым и несчастным лицом. Во втором - «Жарком Очаге» - писцов имелось целых три, благо двор был большой и богатый, но еще в одном писаке нужды не имелось, что и разъяснил Гаю довольно учтивый вышибала. В третьем останавливались только лиадские и маскаланские торговцы, а ни маскаланского, ни лиадского Гай все равно не разумел.
      Четвертый постоялый двор с незамысловатым названием «Стол и Постель» и столь же незамысловатой вывеской выглядел запущенным и бедным, и Гай почему-то решил, что тут писца уж точно нет. Мрачный одноглазый владелец двора на вопрос Гая пожал плечами и бросил:
      - Сиди, мне жалко, что ли... Но бесплатно жрать не дам. И место освобождай, если остальные все займут.
      Гай поместился в уголке, разложил бумагу, перья, откупорил бутылочку с чернилами и стал ждать, здраво рассудив, что вряд ли к нему сразу бросятся клиенты.
      Время шло.
      Постояльцев в «Столе и Постели» оказалось не густо, да и те, что были, выглядели неважно. Купцы из тех, что победней и понеудачливей, подозрительные люди, смахивавшие скорее на лесовиков, вообще невесть кто... Гай мог побожиться, что он видел даже одного гнома, хотя гномов в Дил, как и в другие крупные города, не пускали. Впрочем, это мог быть и заезжий коренастый бородатый ремесленник. Но уж больно похож на гнома...
      Никто к Гаю не обращался, ни прочитать, ни написать ничего не просил.
      В полдень он купил у хозяина кружку горячего маскаланского розового чая и несколько сухарей на закатившуюся в угол потайного клапана монетку. Когда Гай догрызал последний сухарь, к нему подошел толстый купец, весь провонявший рыбой.
      - Ты, что ли, грамотей? - неприязненно спросил он.
      - Я, почтенный, - едва не подавившись сухарем, сказал Гай.
      - Ну-ка, грамотей, прочитай, что тут накарябано, - купец порылся за пазухой и достал мятый клочок пергамента. Гай расправил письмо. Написано было по-авальдски с большим количеством ошибок и ужасным почерком, но разобрать писанину, в общем-то, было можно.
      - Жена ваша Лилана, почтенный, передает вам, что старая черная свинья издохла, двое рабов сбежали, а третьего - пастуха Титтли - поймали и примерно выпороли. Приезжал брат ваш Скофф, обещался осенью опять заглянуть. А в остальном все дома нормально, только слышно, тралланы опять шалят, все дальше от берега заходят. С чем и кланяется вам и желает скорейшего возвращения.
      Некоторые фрагменты письма Гай переводить не стал, например, несколько строк, где жена купца бранила беглых рабов. Многих слов из этого списка Гай просто не знал. Тем не менее, купец остался доволен.
      - Поди ж ты, тралланы что делают, - буркнул он, бросая на стол серебряный авальдский шестигранник и бережно складывая письмо. - А Титтли, свиной сын, уже четвертый раз бежит, и все ловят. Ну, я шкуру ему попорчу, вот вернусь только.
      Продолжая ворчать, купец удалился, а Гай поспешно спрятал монету в пояс. Первый заработок в качестве грамотного человека оказался более чем приличным - можно рассчитывать на ужин.
      После обеда, то есть чая с сухарями, к Гаю обратились еще двое клиентов - один просил прочесть новые рыночные правила, а другой - написать маленькую записку для торгового компаньона в Беллбрет. Обогатившись еще на две монеты - видимо, такса за услуги грамотея здесь была стандартной - Гай начал подумывать о том, не начать ли с хозяином переговоры относительно ночлега.
      Зал постепенно заполнялся народом. К сумеркам даже за столик Гая уселись двое волосатых лодочников из Южных Фьордов и стали молча накачиваться пивом. Одноглазый хозяин и его подручные, трое парнишек вороватого вида, едва успевали разносить снедь и выпивку.
      В правом от Гая углу неожиданно завязалась драка. Высокий человек с внешностью наемника, весь в переплетении кожаных ремней, украшенных стальными бляхами, набросился на своего соседа по столу - плотного коренастого ремесленника. На поясе наемника болтался короткий меч, но он его не вынимал, обходясь кулаками. Через мгновение ремесленник уже валялся под столом, но двое его приятелей, таких же коренастых, угрожающе крутили над головой короткими дубинками с окованными железом верхушками.
      Посетители прекратили есть и пить, кое-кто взобрался на стол, чтобы лучше видеть потасовку. Раздались подбадривающие драчунов крики.
      Наемник подпрыгнул и ухватился за потолочную балку. Когда приятели побитого ремесленника подоспели, он уже сидел верхом на ней и насмешливо выкрикивал какие-то оскорбления на незнакомом Гаю гортанном языке. Нападавшие попробовали достать его дубинками, неуклюже подпрыгивая, на что зал разразился обидным хохотом.
      - Эй, слезай оттуда! - заорал одноглазый хозяин. - Дерись давай!
      - Спрыгивай! - начали кричать и другие. - Или ты испугался?
      Человек в ремнях пожал плечами и неожиданно спрыгнул, попутно выбив у одного из толстяков дубинку. Второй бросился было к нему, но наемник ударил его ногой в грудь, отчего тот полетел в угол, сшибая скамьи. Сидевшие вместе с Гаем лодочники восторженно загрохотали кружками по столу.
      - Представление закончено, - громко сказал наемник и направился к стойке. - Налей этим трем дурням пива за мой счет, - бросил он хозяину. - И пусть научатся драться, прежде чем нападать на воина.
      Одноглазый послушно налил три кружки и велел отнести пострадавшим. Тех уже подняли с пола, отряхнули и усадили за стол. Ремесленники, кажется, нисколько не обиделись, они обсуждали драку и со смехом спорили, кому из них досталось больше других.
      - Здорово он их, - восторженно сказал кто-то за плечом у Гая. Гай обернулся и увидел парня своих лет с хитрыми зелеными глазами, облаченного в несусветное тряпье.
      - Здравствуй, почтенный мастер, - наклонил голову парень. - Ты - новый писец?
      - Вроде как, - осторожно ответил Гай, которого никогда еще не называли «почтенным мастером». - А куда старый делся?
      - Да голову проломили в драке, - махнул рукой оборванец. - Тут это сплошь и рядом. Вон, сам видел. Это еще хорошо все кончилось - без крови и смертоубийств, все радуются и пиво хлещут. А иной раз головы отрубленные валяются, все кругом в кишках, в мозгах - жуть! Стражу вызывают, рубиться начнут... Магистрат несколько раз Одвину указывал безобразие прекратить, даже прикрыть постоялый двор грозился, да он там улестил кого нужно, и все по-прежнему... Опять же запрети тут – на дворе будут биться, чем им еще заниматься…
      - А ты сам-то кто? - осведомился Гай солидно.
      - Я-то? Я - Лори, за лошадьми присматриваю. Забежал драку посмотреть, вообще-то мне тут нельзя вертеться... Одноглазый-то Одвин - отчим мой, вот оно как.
      - А что ж он тебя на конюшне держит?
      - А потому что не любит. Я и живу на конюшне. Ты, кстати, где ночевать будешь?
      - Да здесь и буду. Койка небось найдется...
      - Ну и дурак, почтенный мастер, - засмеялся Лори. - Одвин с тебя втридорога сдерет, думаешь, он не понимает, что ты только-только в городе? Приходи лучше ко мне. Ты не думай, что конюшня, у меня хорошо, уютно. Только еды купи.
      - К тебе?.. - Лори Гаю почему-то сразу понравился, но перспектива ночевать в конюшне как-то не прельщала. В то же время особенным богатеем он пока не стал, а ночевать приходилось и в местах худших, конюшня все же не свинарник... - Ну ладно! А куда приходить-то?
      - Да за самым домом, сразу увидишь. Только смотри, чтобы Одвин не выследил - и тебя прогонит, и меня выдерет. Он такой.
      С этими словами Лори исчез.
      Тем временем побитые толстяки вовсю хлестали пиво, по-прежнему пересказывая свои впечатления от драки, а наемник куда-то пропал - видимо, поднялся наверх к себе в комнату.
      Гай просидел в зале до самой темноты, пока посетители не разбрелись кто куда. Несколько упившихся остались валяться под столами, и подручные Одвина с шутками и прибаутками выволокли их на улицу, мимоходом успев обшарить карманы. Сам одноглазый хозяин подошел к Гаю и вкрадчиво спросил:
      - Ну, как, писец? Заработал немного, а?
      - Да, почтенный, немного заработал, - согласился Гай.
      - И где ты собираешься заночевать, писец?
      - В «Грифоне», - ответил первое, что взбрело на ум, Гай.
      - И напрасно. Дорого, кормят невкусно, опять же шляются разные...
      Если уж где и «шлялись разные», то это в «Столе и Постели», подумал Гай, но говорить этого, конечно же, не стал.
      - Я уже договорился с тамошним хозяином, почтенный, мне нужно кое-что написать для него, - соврал Гай. Одвин развел руками:
      - Что ж, иди. Только не забудь заплатить мне одну треть дневного заработка, иначе завтра опять придешь, а я вышвырну тебя отсюда. Таков порядок, писец.
      Гай вздохнул и отдал Одвину один серебряный шестигранник.
      - Так-то лучше, - заметил тот, пряча монету в большой кошель. - Меня звать Одвин, писец, и мы с тобой можем сработаться, если ты не станешь меня обманывать. Ну, хороших тебе снов!
      Еду у Одвина Гай не стал покупать из принципа. Он не поленился сходить в маленькую лавку, где приобрел у дряхлого торговца, уже надевшего ночной колпак, немного сыру, холодного сала, вареного с чесноком, и хлеба. Ходить по ночному переулку оказалось страшно: редкие масляные фонари светили тускло-претускло, и Гаю казалось, что в подворотнях кто-то прячется. На будущее он решил как можно реже бродить по городу в ночное время, ибо место опасное и незнакомое.
      Конюшня и впрямь оказалась сразу за «Столом и Постелью». Гай осторожно прокрался к приоткрытым воротам, с тревогой думая, что будет, если его увидит Одвин или жулики-подручные. По счастью, никто так и не попался на пути, и Гай проскользнул внутрь.
      В конюшне пахло тем, чем обычно и пахнет в конюшнях: лошадьми, зерном, сеном и навозом. Кони всхрапывали в темноте, почуяв незнакомца.
      - Лори! - тихонько позвал Гай, озираясь.
      - Это ты, почтенный писец? - спросили из мрака. - Сейчас, погоди.
      Совсем рядом вспыхнул огонек, и появился Лори со свечой в руке.
      - Пришел-таки? Правильно, - одобрил он. - И поесть, никак, принес?! Совсем хорошо. А я на кухне кувшин опивок уволок, так что будет у нас с тобой сущий пир. Пойдем за мной... Звать-то тебя как, писец?
      - Гай, - ответил Гай, входя в каморку Лори. Там и впрямь было уютно: маленький конюший вырыл ее прямо в сене, а внутри устроил удобное лежбище из тряпок и опять же сена. На полу вертелся бандитского вида рыжеполосатый кот.
      - Только свечку не урони, - предостерег Лори. - А то пожар устроишь... Кот - мой, его Скратч зовут. Хороший кот, только говорить не умеет.
      - А что, другие умеют? - удивился Гай.
      - Есть места, где умеют. Рассказывали мне... - таинственно ответил Лори, поглаживая кота по спинке.
      Они разделили сыр, сало и хлеб, не обделив и кота. Лори достал спрятанный в сене кувшин, налил немного коту в блюдечко. Жуя и отхлебывая из кувшина по очереди, они сидели некоторое время молча. Тишину нарушил Гай:
      - Слушай, Лори, Одвин у меня забрал треть дневного заработка. Сказал, порядок такой. Это правда?
      - А кто его знает... - пожал плечами Лори. - Может, и так. Должен же что-то хозяин иметь от писца, он ведь в его заведении сидит... Узнай в Гильдии, там подскажут. А теперь доедай и давай-ка спать, почтенный писец. Мне завтра вставать рано.
      Они улеглись на мягкое сено и накрылись какими-то грубыми, но теплыми полотнищами, от которых пахло конским потом. Лори задул свечу, и Гай начал потихоньку засыпать, но тут конюший толкнул его в бок локтем и спросил:
      - А твои родители где? Тоже умерли?
      - Нет. Тралланы угнали.
      - Тралланы? Ни разу не видел траллана. А ты видел?
      - Видел. Только я маленький был, в овине спрятался, они меня и не нашли. Страшные, все в железе, с топорами... Говорят, шубы из человечьих волос валяют.
      - И шубы видел?
      - Да это летом было. Шубы они, наверно, зимой носят, когда холодно. Но все равно страшные.
      - Так они люди? Или нелюди?
      - Кто ж их знает… - Гай вздохнул. Перед глазами замелькали оскаленные зубы, торчащие грязные засаленные бороды, в ушах заскрежетало железо… - Вроде как люди, а присмотришься – уже не совсем… Не знаю.
      - Стало быть, угнали родителей твоих... - Лори помолчал. - А ты как же?
      - А меня монахи к себе забрали, из Обители Трех Богов. Они после тралланского налета пришли мертвых отпевать, ну и нашли меня. Я у них, почитай, восемь лет жил. Они меня грамоте научили, письму...
      - Что ж сам в монахах не остался?
      - А необязательно. У них это по желанию, кто хочет - сам придет, они и не зовут никого. Хорошие люди эти монахи.
      - Не знаю, не знаю... - посопев, пробормотал Лори. - У нас все больше жирные да жадные. Ну, ладно, все, спать давай. Поздно уже.
      
      
      Больше - на Автор.Тудей