Михаил КЛИКИН

      В понедельник, когда крикуны притихли, эти двое встретились на гулкой лестничной площадке и долго стояли друг против друга, не зная, как начать разговор – и надо ли его начинать. Наконец тот, что был постарше, шагнул вперед, кашлянул и задал первый вопрос:
      - Тебе сколько лет, мальчик?
      - Шесть.
      - А мне восемь. Тебя как зовут?
      - Коля Птицын.
      - А я Сашка. Я тебя помню. Ты с пятого этажа.
      - Я из квартиры тридцать три.
      - Твоя мама в школе работает.
      - Да.
      - Я ее видел. Там – во дворе…
      Сашка уже давно не выходил на улицу. Маму Коли Птицына он видел с балкона — она бросалась на железную дверь гаража, за которой прятался Сашкин отец. Потом отец вышел с бензопилой и отрезал Колиной маме руку…
      - Она моего батяню загрызла, - сказал Сашка и заплакал.
      - Я хочу к маме, - сказал Коля.
      - Нет, нельзя. – Сашка испугался и сразу перестал плакать. – Нам нельзя вниз. Пойдем, я отведу тебя к нашим…
      

      
      Они жили в огромной квартире, занимавшей два верхних этажа шестнадцатиэтажки. Здесь всё принадлежало четырнадцатилетнему Даниле и его десятилетней сестре Марианне. Их родителей, как обычно, не было дома – отец пропал на работе, о которой никто ничего не знал, а мама, когда еще всё было нормально, ушла в салон и не вернулась. С детьми оставались домработница Зульфия и гувернантка Надин: сейчас одна ворочалась в заколоченном туалете для гостей – она, рыча, бросалась на дверь, когда кто-нибудь из детей проходил по коридору; другая, подвывая, бродила по запертой лоджии и время от времени испытывала прочность бронированных стеклопакетов, - она была крикуном.
      - Это Коля Птицын, - представил Сашка нового приятеля. – Он с пятого этажа. Из квартиры тридцать три. Его мама моего батю загрызла. Она в школе работала.
      Двенадцать пар глаз с любопытством смотрели на нового члена общины.
      - Что ты умеешь делать? – спросил Данила.
      - Заправлять кроватку, - неуверенно сказал смущенный Коля. И, подумав, добавил:
      – Играть на барабане.
      - Ты будешь собирать воду, - решила Марианна. – Раньше это делала Света, но теперь она пойдет работать на кухню.
      Невысокая рыжая девочка выступила вперед и взяла Колю за руку.
      - Я тебе покажу, как собирать воду, - сказала она. – Это несложно, ты справишься. Надо будет выходить на крышу, когда идет дождь, и ставить кастрюли.
      - Мой папа крышу тоже купил, - гордо сказал Данила. – У нас там сад.
      

      
      Дождь был почти каждый день, и Коля быстро запомнил свои немудреные обязанности. Конечно, таскать полные кастрюли с крыши на кухню было тяжело, но он не жаловался, видя, как работают другие.
      Рыжая Света – моет и чистит посуду.
      Некрасивая Жанна – готовит завтраки и обеды.
      А серьезная и почти уже взрослая Марина ухаживает за тремя малышами, которые едва научились ходить.
      Мальчики работали не меньше девчонок. И уж точно их работа была опасней — они проникали в чужие квартиры и собирали там всё ценное — в первую очередь продукты. Ребята часто встречались с хозяевами квартир, и тогда за дело брались пятнадцатилетний Лёва Кашкин по прозвищу «Молчун» и четырнадцатилетний Вовчик «Каратист». Они выступали вперед — Лёва держал в руках ружье Бенелли, а у Вовчика был легкий карабин Сако — с остальным оружием из арсенала отца Данилы дети справиться пока не могли.
      «Бах!» - ружейный выстрел сбивал с ног и цель, и стрелка.
      «Бух! Бух! Бух!» - карабин делал несколько аккуратных дырок в теле хозяина квартиры, прежде чем одна из пуль наконец-то попадала ему в голову – только так можно было убить зомби.
      А потом «Тюфяк» Миша и Стёпка «Грузчик» брали труп за ноги и, ругаясь по-взрослому, волочили его к ближайшему окну, чтобы выкинуть наружу.
      Да, определенно, Коле нравились его обязанности…
      Только Данила и Марианна ничего не делали. Но они были главными — и в этом заключалась их работа.
      

      
      Ночами было очень страшно.
      Электричества не было, и не было света.
      Каждую ночь дом словно в чернильное море погружался, по дну которого бродили ужасные создания — они издавали жуткие звуки, слышные даже при закрытых окнах, даже под одеялом, даже под подушкой.
      Коля сворачивался клубочком и затыкал уши пальцами. Он вспоминал маму и папу, вспоминал колыбельную, которую они ему пели. И сам начинал её напевать, глотая всхлипы и растирая слезы ладонями.
      И тогда к нему приходила Марина. Она садилась на краешке кровати, гладила Колю кончиками пальцев и тоже пела — так тихо, что Коля замирал и переставал дышать.
      
      «Баю-баюшки-баю,
      Не ложися на краю…»
      
      Он слушал колыбельную и забывался беспокойным сном.
      Ему всегда снились ходячие мертвецы — зомби и крикуны - он бродил среди них и искал маму.
      
      «Придет зомби-старичок
      И ухватит за бочок.
      И потащит под мосток,
      Под ракитовый кусток.
      Баю-баюшки-бай-бай,
      Мама, сынушку встречай…»
      
      Марина тихонько поднималась с кровати и уходила спать, но её голос продолжал звучать в снах Коли — колыбельная песня превращалась в зловещую считалку.
      
      «Баю-бай, баю-бай,
      Маме в голову стреляй».
      
      Коля вздрагивал, просыпался и опять начинал плакать.
      

      
      Они не знали, почему все взрослые превратились в чудовищ.
      Они не знали, почему все дети остались людьми.
      Кажется, в новостях рассказывали о чем-то страшном и странном — но дети не смотрят новости.
      Мир изменился за три дня — любящие родители стали монстрами, а их чада превратились в легкую добычу.
      Вряд ли в мире было много мест, где дети могли защитить себя или хотя бы просто выжить.
      

      
      В воскресенье ночью случился сильный дождь, и Коле пришлось вставать и идти на крышу. Закрытая в туалете домработница Зульфия до полусмерти напугала его, когда он крался по темному коридору, — запертая дверь вдруг задергалась и застучала, и сердце Коли остановилось и словно оторвалось, а потом подскочило и заколотилось, как дикая птица в тесной клетке; Коля задохнулся, и тут же поймал ладошками едва не вырвавшийся визг — шуметь ночью было нельзя, шуметь ночью было страшно.
      Он выбежал под темное небо, не помня себя, но холодный дождь быстро привел его в чувство. Коля, слушая птичье трепыхание своего маленького сердца, перелил воду из наполнившихся кастрюль в ведра и вернул опорожненную посуду под тугие струи. Надо было нести воду вниз, пока кастрюли не наполнились вновь, а он боялся возвращаться в черный коридор и идти мимо красной двери.
      Возможно, он так и простоял бы на крыше до самого рассвета, если бы не тень, шевельнувшаяся за бетонным колодцем вентиляции. Черная промокшая фигура медленно поднялась на ноги и, качаясь, двинулась к Коле. Мальчик пока не замечал её, он слушал звон кастрюль и биение сердца — это была почти музыка. Коле вспомнились домашние концерты, когда он сам стучал по «барабанам» — перевернутым детским ведеркам, а улыбающийся папа бренчал на старой гитаре, и мама подыгрывала им обоим — у нее было музыкальное образование, у нее был кларнет…
      - Хр-р…
      Холодная рука легла мальчику за плечо.
      Тяжелое ведро упало, выплеснув воду, и покатилось, грохоча, к невидимому сейчас черному обрыву, к многоэтажной пропасти, по дну которой бродили полчища мокрых стенающих зомби.
      - Хр-р…
      Коля взвизгнул, выгнулся и потерял сознание.
      

      
      «Придет зомби-старичок
      И ухватит за бочок…»
      
      Марина пела свою страшную колыбельную. И Коле не хотелось просыпаться.
      
      «Баю-баюшки-бай-бай,
      Мама, сынушку встречай…»
      
      Мама играла на кларнете, а папа бренчал на гитаре. Сейчас они отвернулись от него, и он не видел их лиц. Он позвал их, но они будто не слышали, и тогда Коля шагнул к родителям, почему-то не чувствуя под собой ног. Он увидел, как мама и папа встают, как они неуклюже поворачиваются и неловко поднимают руки.
      «Хр-р…» — сказали они.
      По их лицам текла холодная вода — по серой порвавшейся коже, по выпученным белым глазам, по изжеванным губам и ввалившимся носам.
      
      «Баю-бай, баю-бай,
      Маме в голову стреляй».
      
      Коля поднял тяжелое ружье Бенелли.
      И очнулся — безоружный, маленький, одинокий и слабый. Кто-то склонился над ним, заслоняя от дождя, падающего из мрака. Кто-то протянул к нему руки. И сказал:
      - Храни тебя Господь, малыш…
      

      
      Старик попросил называть его дядей Борей. Старику было сорок пять лет.
      - Я следил за вами из дома напротив. - Он протянул руку в дождь и показал куда-то во тьму. – Следил всё это время. И готовился. А когда всё было готово, я решил пойти к вам – за вами…
      Широко открыв рот, маленький Коля мок под дождем и слушал рассказ о том, как старик выбирался из квартиры и пробивался на чердак, как он мастерил хитрую петлю из проволоки и ремня, а потом долго полз по стальному тросу, несущему тонкий кабель, и боялся смотреть вниз, и несколько раз срывался, и резал руки…
      Два часа полз дядя Боря с одной крыши на другую.
      И потом еще три часа лежал за колодцем вентиляции, не имея сил двинуть ногой или рукой.
      - Почему Вы не зомби? – тихо спросил Коля.
      - Я не знаю, - ответил старик. – Крикуны на меня не действуют…
      Они спустились в квартиру и вместе прошли мимо красной двери туалета, за которой бесновалась домработница.
      - Кто там? – спросил старик.
      - Зульфия, - ответил Коля. И, помолчав, добавил:
      - Я её никогда не видел
      - А кого вы держите на балконе?
      - Надин. Скоро её убьют, потому что нам нужен балкон, чтобы смотреть вниз.
      - Я слышал выстрелы, - кивнул старик. – Я слышал много выстрелов… Вы уже многих убили?
      Коля пожал плечами — он не знал; его дело было носить воду.
      - Вы же дети, - сказал старик. — Вы не должны так поступать.
      - Моя мама, - спокойно сказал Коля, - загрызла папу Сашки. Он отпилил ей руку, а она всё равно его загрызла. И теперь они оба внизу. Иногда мы их видим — я вижу свою маму. А Сашка – своего папу. Мы все смотрим вниз. Там наш двор. Там все наши соседи…
      

      
      Они смотрели вниз каждый день.
      У них не было ни компьютеров, ни телевизоров. Игровые приставки не работали, радио молчало, в плейерах сели батарейки. Иногда они читали книги, но чаще просто смотрели во двор – на собравшихся там взрослых. Дети знали здесь почти всех — кого-то называли настоящим именем, кому-то придумывали прозвище. У многих в толпе затерялись отцы и матери, старшие братья, дяди, бабушки, знакомые и знакомые знакомых — увидеть их было удачей. С высоты не было заметно, как сильно изменились эти люди, превратившись в зомби. Поэтому при некоторой фантазии можно было представить, что во дворе просто идет собрание, и скоро оно закончится, и тогда опять всё будет как раньше.
      «Смотрите! Смотрите! – кричал Стёпка «Грузчик», свесив ноги с подоконника и опасно наклоняясь вниз. — Мой брательник объявился! Вон идет!»
      У Стёпки была большая семья, и она почти вся собралась у подъезда.
      «Привет, ма! — громко кричал Стёпка вниз. — Привет, па!»
      Зомби поднимали головы, эхо отражалось от стен соседних домов, и казалось, что это родители отвечают Стёпке.
      Вот ради таких моментов дети и проводили у окон почти всё свободное время.
      Каждый день они смотрели вниз и видели всё, что делают взрослые…
      

      
      - Почему Вы не зомби? – спросил утром Данила у старика, сидящего за столом. Тот молча пожал плечами, отхлебнул горячий бульон из фарфоровой чашки и положил в рот два сухарика с чесночным вкусом.
      На кухне собрались все – это была большая кухня. Ребята с тревогой и надеждой смотрели на взрослого, который каким-то непостижимым образом оказался здесь – среди них.
      - Где вы были, когда появились крикуны? – продолжал допытываться Данила.
      - Дома.
      - Вы слышали их?
      - Конечно.
      - Но все взрослые, которые слышали крикунов, рано или поздно превращались в зомби.
      - Я знаю.
      Данила долго молчал, подергивая себя за губу. Потом объявил:
      - Вы должны уйти.
      - Почему? - удивился старик, бережливо смахивая крошки в ладонь и отправляя их в рот.
      - Вы превратитесь в зомби и наброситесь на нас.
      - Не собираюсь я ни в кого превращаться. Я хочу вам помочь.
      Данила хмурился, догадываясь, что этот дядя Боря скоро начнет всем здесь заправлять.
      - Уходите!
      Старик подвинул к себе кухонный нож и улыбнулся:
      - Нет, дети, я уже не уйду.
      

      
      Опасения Данилы оправдались – с приходом дяди Бори жизнь в квартире стала меняться. Он был странный человек – не похожий на тех, кто сейчас бродил во дворе. Он много шутил и смеялся, играл на гитаре и пел непонятные песни. Он заставлял ребят читать и запрещал подходить к окнам.
      - Там нет ничего хорошего, - говорил он. – Там только мерзость, ужас и смерть. Вы не должны это видеть.
      Дядя Боря учил не слушать крикунов, хотя всем было известно, что это невозможно: безумные вопли проникали в голову, даже если закрыть окна и заткнуть уши.
      А еще дядя Боря обещал, что однажды они все выйдут из этой квартиры и отправятся в безопасное тихое место, где можно будет навсегда забыть о страхе. Некоторые ребята верили этим рассказам. Но остальные пока больше прислушивались к Даниле - ведь они жили в его доме, он был здесь главным.
      - Не нужно никуда уходить, - говорил Данила своим товарищам в четверг. – Это наш дом и наш двор. А там внизу – посмотрите! – там же наши родители.
      Старшие ребята – все, кому уже исполнилось двенадцать, - стояли на лоджии, курили и смотрели вниз. Там внизу лежало тело Надин, похожее на раздавленного таракана.
      - Если мы ничего не сделаем, то старик нас убьет, - едва слышно говорил им Данила. – Крикуны превращают в зомби всех взрослых. Скоро придет его очередь, и тогда он сожрет нас… Мы должны от него избавиться!
      

      
      В ночь со вторника на среду Коля Птицын проснулся от непонятного шума. Ему хотелось пить, и он выбрался из своей кровати, чтобы пойти на кухню, где с недавних пор обосновался дядя Боря, и где на столе всегда стоял графин с кипяченой водой.
      Коля крался на цыпочках мимо закрытых комнат, где отдыхали другие ребята.
      Но вот опять впереди что-то стукнуло, и Коля замер, таращась в темноту. Ему показалось, что там мелькнул неясный свет – но единственный работающий фонарик был у одного Данилы, а спичками и зажигалками разрешалось пользоваться только старшим ребятам.
      Так кто же там шумит? И не накажут ли его за хождение ночью?
      Коля постоял, ожидая, не повторится ли шум. Потом все же решился и, прижимаясь к стенке, двинулся дальше – к кухне. Он оставался в тени, и поэтому его так никто и не заметил. А вот он видел всё.
      - Что случилось? Кто вы, ребята? Что происходит? – спрашивал дядя Боря, пытаясь заслониться ладонью от колючего света фонаря.
      Ему не отвечали. Пять человек стояли полукругом. Он не мог их рассмотреть, но он знал, кто это.
      - Вы что, пришли меня убить? Но вы же дети! – недоверчиво улыбающийся дядя Боря начал подниматься со своей постели, похожей на большое птичье гнездо. И тогда грянул первый выстрел, опрокинувший и цель, и стрелка.
      Но старик остался жив. Он хрипел, царапал стену и пытался встать. Кажется, он что-то говорил, но вместо слов из его рта вырывалась густая и яркая кровь. В боку дяди Бори хлюпала большая дыра. Перебитая рука болталась на каких-то тонких веревочках, словно оторвавшаяся конечность игрушечного робота-трансформера.
      Четыре раза хлопнула винтовка – четвертая пуля попала старику в глаз.
      И всё кончилось.
      Застучали двери. Завизжали девчонки. Заплакали малыши.
      - Дядя Боря превратился в зомби, - объявил Данила, выключив фонарь. – Нам пришлось его застрелить.
      Коля пятился, пятился и пятился, закрывая рот руками, боясь, что крик правды сейчас вырвется, и тогда он сам увидит два черных глаза, направленных на него – глаз Бенелли и глаз Сако. Тени шевелились на стенах, будто готовились броситься на него и задушить.
      Он наткнулся на заспанную Марину, выходящую из девчачьей комнаты.
      - Что случилось? – спросила она.
      Он не ответил, только прижался к ней, дрожа. Она провела рукой по его волосам – он вспомнил маму и зарыдал.
      Пятнадцатилетний Лёва Кашкин, проходя мимо них, ущипнул Марину за грудь. От него пахло порохом и еще чем-то незнакомым.
      - Идите спать, дети, - сказал он ломающимся голосом. – А к тебе, Маринка, я загляну завтра вечером…
      

      
      Остаток ночи прошел спокойно.
      И даже утром еще ничего не произошло – в комнате, где отдыхали ночные герои, было очень тихо, и никто не решался их потревожить. Только в обед обеспокоенная отсутствием брата Марианна отправила Свету проведать закрывшуюся компанию, узнать, всё ли у них в порядке.
      Коля как раз нес воду с крыши, когда Света открыла дверь – и завизжала.
      Почему-то Коля сразу понял, что произошло. Он бросил ведро – и через минуту это спасло ему жизнь – нагоняющий его зомби поскользнулся в луже и упал.
      Но это случилось позже.
      А пока Коля просто стоял и смотрел, как из комнаты выбираются жуткие фигуры: у одной за спиной болталось ружье Бенелли, другая волочила за собой винтовку Сакко, третья все еще держала в руке фонарь – но выронила его, потянувшись к Свете.
      - Мама! – вскрикнул Коля и бросился вперед. Он схватил перепуганную девочку за руку и потащил её в сторону. Наверное, зомби настиг бы их, но тут в его объятья угодил всезнайка Вадик, выскочивший из бильярдной. Мальчик закричал, зомби крепко обнял его, и они вместе повалились на пол…
      Их было пятеро – те самые подростки, что ночью пришли на кухню, где спал дядя Боря. Тогда они были людьми, пусть и маленькими. Теперь они повзрослели и стали монстрами.
      Коля подтолкнул Свету к выходу на крышу и увидел Марину.
      Пятнадцатилетний Лёва Кашкин, превратившийся в зомби, тоже увидел её и шагнул ей навстречу…
      Если бы не лужа на его пути, если бы не ведро у него под ногами, - из той квартиры не ушел бы никто.
      

      
      Потом они стояли на краю пропасти: перепуганные девочка-подросток и два ребенка.
      - Дядя Боря говорил, что из города можно убежать, - сказал Коля.
      - Да, я помню, - отозвалась Марина. – Он рассказывал, что в гараже его дома стоит большой фургон, в котором есть еда, вода и бензин. Ключ уже в замке зажигания.
      - А ты умеешь водить машину? – спросила Света.
      - Немного, - кивнула Марина. – Папа учил меня…
      Крики в квартире стихли. Закрытая дверь дернулась несколько раз, щеколда отлетела, и на крышу выбрался первый зомби. Он был весь перемазан кровью, но дети узнали его – это был Стёпка «Грузчик».
      - Они убили дядю Борю, - сказал Коля. – Он не был зомби. Он до конца оставался человеком. Я всё видел.
      - Идем, - сказала Марина.
      Она крепко взялась за стальной трос, по которому вился тонкий провод, закинула на него ногу и повисла над краем пропасти, на дне которой ворочалась гниющая толпа.
      - Держись крепко, не упади, - сказала Света, помогая Коле забраться в петлю, сделанную дядей Борей из ремня и проволоки. – Не смотри вниз и не слушай крикунов, если не хочешь стать такими, как они.
      Она подтолкнула зажмурившегося мальчика и, обернувшись на ковыляющего к ним зомби, тоже ухватилась за провисающий трос.
      Им предстоял длинный и трудный путь; у них начиналась долгая самостоятельная жизнь…