Михаил КЛИКИН

      Не могу сказать, что появление людей сильно изменило мой привычный уклад. Я точно так же рано вставал и много работал. Обязательные дела отнимали кучу сил и времени, но я все же исхитрялся и находил возможность заняться разными пустяками, которые наполняли смыслом мою жизнь. На тот момент таких пустяков было два: я мастерил насос, который, используя силу ветра, должен был качать воду из пруда на огород, и пытался изобрести инструмент, с чьей помощью смог бы перекапывать землю быстрей и с меньшими усилиями, нежели при использовании обычной лопаты. Мне пришлось отложить эти дела из-за гостей: во-первых, я не хотел, чтобы они считали меня чудаковатым изобретателем, а во-вторых, я должен был сейчас работать за четверых, ведь проку от городской троицы пока было немного.
      Они ничего не умели, но при этом каждый из них ел раза в три больше моего. Я поражался, как они вообще могли выжить, — на мой взгляд, эти люди были совершенно не приспособлены к существованию в страшном новом мире. Как они могли мне помочь, если даже ни топор, ни лопату держать правильно не умели? Разве только послужить приманкой для обращенных.
      Каждый день я навещал своих квартирантов, и всякий раз удивлялся их безразличному спокойствию, с которым они реагировали на любые мои слова и действия. Они и разговаривали со мной так же: немного отрешенно, ровно, практически без интонаций в голосе. Я думал это у них из-за пережитого стресса, и первые дни всё ждал, что они отойдут от шока и начнут говорить нормально - по-человечески; станут интересоваться моей жизнью, вопросы задавать. Но нет — они не совались в мои дела (чему я был рад), и с пустыми разговорами ко мне не лезли. А вот я к ним заглядывал часто: просил то за водой сходить, то навоз помочь вытащить, то сено закидать на поветь. Никто никогда не отказывался, даже сказавшаяся беременной Нина с готовностью отзывалась на любую просьбу. Но прежде чем мои квартиранты брались за работу — даже самую простую — мне приходилось долго растолковывать им, что именно и как нужно делать.
      Несмотря на это, Вася и Степан оказались полезными помощниками. Недостаток опыта у них компенсировался силой. Мне только нужно было придумать, как эту силу наилучшим образом применить. И я придумывал: ребята чистили пруд, выгребая водоросли, черпая привязанной к тросу бочкой жирный ил — отличное удобрение, кстати; они помогли мне свалить два старых вяза, затеняющих дальнюю часть картофельного участка; они перетащили дрова с улицы в сарай. Они работали без перекуров, без устали, хотя даже я, привычный к подобной работе, уже с ног валился бы на их месте, не выдержав взятого темпа. При всем при этом здоровяками парни не казались — Вася был всего чуть пошире меня в плечах, а долговязый Степан из-за худобы выглядел если уж не больным, то болезненным.
      Как, однако, обманчива внешность!
      Вопреки моим ожиданиям, совместный труд ничуть нас не сблизил. Прошло несколько дней, а мы по-прежнему жили отдельно и почти не общались. У меня-то имелась причина не пускать чужаков в свою часть дома. Но почему они не пытались как-то сойтись со мной? И почему так неохотно рассказывали о своей прошлой жизни? Уже на второй день нашего знакомства у меня появилось подозрение, что гости чего-то ждут — здесь, в Плакине. И чем дольше я за ними наблюдал, тем больше убеждался, что моя догадка верна. Однажды я не выдержал:
      - Вы чего-то от меня хотите?
      Был поздний вечер. Я принес гостям гуляш из собачатины, большую кукурузную лепешку, блюдо вареной картошки и банку козьего молока. Всё это я поставил на сундук у двери и уселся на свободный табурет, всем своим видом показывая, что так просто не уйду.
      - Признавайтесь: вы чего-то выжидаете?
      Нина стояла у единственного здесь окошка, отрешенно смотрела на улицу, хотя там уже ничего было не разглядеть. Вася сидел на кровати, положив руки на колени словно примерный школьник. Степан лежал на полу, на груде старого тряпья, заменившей ему постель. Они будто не услышали моего вопроса. И на еду внимания не обратили, хотя последний раз ели только утром.
      - Спасибо, Брюс, - тихо сказала Нина, даже головы в мою сторону не повернув. - Мы ценим всё, что ты для нас делаешь.
      Я помолчал какое-то время, поёрзал на жестком сиденье. Мои квартиранты тоже молчали.
      Еда стыла.
      - Ну и какие у вас планы? - спросил я.
      - Поесть, - отозвался Степан. - Лечь спать.
      Я проигнорировал этот ответ, подождал еще немного. И напомнил:
      - Вы говорили, что уйдете, что вам всего лишь нужна передышка... Что-нибудь изменилось?
      Нина наконец отступила от окна, посмотрела на меня.
      - Мы уйдем, - сухо сказала она.
      - Когда?
      - Скоро.
      - И куда же?
      - Неважно.
      - Почему? Я хочу знать, что вы станете делать после... Вы же не умеете ни черта! Загнетесь в первую же зиму. А то и раньше... Ну что вы глядите на меня? Вы же сами это понимаете! Значит, у вас есть какой-то план. Значит, вы что-то придумали, но не говорите мне, что именно...
      - Мы просто уйдем, - сказала Нина. - Скоро...
      Они так ни в чем и не признались тогда. Я сидел у них часа полтора, всё пытался выпытать правду. Они отмалчивались — как обычно. Единственное, что они рассказывали охотно — это свою историю про жизнь на складах и бегство по железной дороге. Но я не услышал ничего нового, и у меня сложилось впечатление, что мои гости повторяют заученный рассказ.
      Тогда я решил, что этих людей объединяет некая жуткая тайна, в которую они не могут посвятить постороннего человека — меня, то есть. Я же не собирался им рассказывать про запертую в подполье Катю. Видимо, и у них были «скелеты в шкафу».
      Я ушел в свою часть дома, решив быть настороже. Я был уверен, что мои новые соседи ничего плохого против меня не задумали — если бы они хотели расправиться со мной, то могли бы сделать это раньше. Кажется, они действительно всего лишь собирались передохнуть в моем доме. А потом уйти — в никуда. Так же как пришли — из ниоткуда.
      Но всё же я ждал от них каких-то сюрпризов.
      Очень уж странные это были люди.
      И сюрпризы скоро последовали.

            * * *


      Через пять дней после того, как я поселил у себя чужаков, в деревне объявилась семья сенобитов...
      Кажется, я еще не рассказывал про этих тварей, издалека столь похожих на людей, что в первую нашу встречу я принял их за выживших. Та встреча случилась через несколько месяцев после того, как мы обосновались в заброшенной деревне. Я хорошо помню тот день: был сентябрь, лил дождь — мы обчищали какую-то придорожную забегаловку километрах в десяти от Озерного, и я стоял в дозоре возле машин. Они уже были набиты под завязку, и мои товарищи загружали старенькую «оку», подобранную здесь же на обочине. Мы иногда так делали — брали на буксир какой-нибудь автомобильчик, чтобы использовать его вместо грузового прицепа. Сенобиты вышли из кустов и направились к «оке». Их было трое (я никогда не видел одинокого сенобита, они всегда держатся группой). Я понял, что это обращенные, только когда почувствовал их мерзкий запах и разглядел их уродливые рожи, которые они так старательно прятали... Сенобиты не просто похожи на людей. Они притворяются ими...
      Я убил сенобитов, пришедших в деревню по следам моих странных гостей. Это было даже не очень сложно - мне только стало жалко потраченных патронов.
      Я закопал трупы у оврага на окраине леса, и думать о них забыл.
      А потом — еще через три дня — меня вдруг осенило. Я работал в огороде, таскал воду с пруда для полива — и вдруг замер, пораженный простой и ясной догадкой, объясняющей всё странное, что я подмечал за гостями, все несуразности и нестыковки в их повторяющихся рассказах.
      Что если мои гости — не люди?
      Что если они, как сенобиты, лишь притворяются людьми?

            * * *


      Я вернулся в избу напуганный, заперся в комнате, дрожа, по углам зыркая. Во мне крепла уверенность, что я становлюсь законченным параноиком.
      А может я давно съехал с катушек? Живу в придуманном мире, не способный отличить реальность от картин, порожденных моим больным сознанием? Может, и не было у меня никаких гостей? Может, все последние события — это всего лишь проделки моего мозга, уставшего от безнадежного одиночества?
      Или же — мои квартиранты и правда не люди?
      Нелюди!
      Я снял со стены ружье, пересчитал патроны. Подумал, что неплохо бы заняться изобретением пороха — теорию я знал, но нужно было освоить технологию, надо было придумать, где брать компоненты для смеси.
      Или забыть об огнестрельном оружии? Переключиться на создание арбалетов, благо я их уже почти десяток разных сделал из подручных материалов, набил руку. А можно подумать о создании пневматических ружей...
      Эти мысли отвлекли меня, помогли успокоиться.
      Я подошел к окну, выглянул на улицу.
      Степан таскал воду с пруда, будто и не заметив моего бегства. Вася сидел на земле у куста сирени и, задрав голову, смотрел в небо — ворон, что ли, считал. Нину я не видел, но точно знал, что она сейчас где-то на улице.
      За печкой позади меня словно бы что-то мягко упало. Я вздрогнул, обернулся, сжимая ружье. Это был спрыгнувший с печи Мурзик — один тех из котят, что спасла Оля. Он единственный прожил так долго. Остальные спасенные и семи лет не протянули — кошачья жизнь в деревне коротка. Но и этого срока им хватило, чтобы наплодить потомков. Я, в общем-то, был не против, котят никогда не топил и не закапывал. Но и кормить всю ораву не собирался — мышей кругом море, в лесу разные птички водятся, в огороде кроты землю портят — хотите жрать, сами добывайте себе пропитание. Исключение делал только для Мурзика, он у меня был домашний, балованный. А у остальных и имен-то не было.
      Кот мявкнул у порога — на улицу попросился.
      Я отложил ружье, еще раз посмотрел в окно, подошел к двери, приоткрыл её. Мурзик шмыгнул в щель. Я вышел за ним, выпустил его на двор. А возвращаясь, встал в темных сенях перед дверью в горницу, толкнул её легонько.
      - Есть кто?
      Никого там не было, как и я думал.
      Я вошел быстро, боясь быть застигнутым — это в своем-то доме! Сразу заглянул под кровать, порылся в ящиках древнего комода и отодвинул его от стены, поднял крышку сундука. Не знаю, что я искал. Записи? Чужие вещи? Обломки клыков и когтей?
      - Что ты делаешь, Брюс?
      Спокойный голос застал меня врасплох. Я подскочил, едва не обрушив прибитую к стене полку. Повернулся неловко, что-то бормоча, улыбнулся натужно — угол рта сразу задергался.
      Нина холодно смотрела на меня, ждала ответа. В дверном проеме за её спиной маячили Степан и Вася.
      - Ищу кое-какие вещи, - сказал я и вытащил из сундука первое, что попало под руку — моток капроновой бечевы. - Вот. Нашел наконец-то. А то забыл, куда положил.
      - Ты боишься нас, Брюс? - спросила Нина.
      Я взглянул на нее и засмеялся — но лучше бы я этого не делал.
      - Почему ты нас боишься? - спросила она.
      - Что за глупости? Ничего я не боюсь! Просто мне была нужна эта веревка. — Я вдруг разозлился. - А вы мне тут что, допрос решили устроить?! Вообще-то, это мой дом! Куда хочу, туда хожу. Если не нравится — выметайтесь! Мир большой, места всем хватит.
      Они ступили в горницу, и я невольно попятился.
      - Где она, Брюс? - спросила Нина. - Где ты её прячешь? Покажи, и мы уйдем.
      - Что? — Я запаниковал. — Кого? О чем вы?
      Они надвигались — лица у них оставались спокойные, ничего не выражающие, только глаза сделались как буравы.
      - Уходите! - закричал я, бросаясь в сторону.
      - Мы не враги тебе, Брюс. Ты помог нам. Мы поможем тебе. Где она?
      - Кто?! - заорал я. - О ком вы говорите?!
      - Женщина, - ответил мне Степан. - Твоя женщина.
      Я бросился на них с кулаками. Они расступились, не пытаясь мне противостоять. Я ударил Степана в живот — он улыбнулся мне. Толкнул Васю — он не шелохнулся, а я будто в стенку ткнулся — и отскочил. Увидел, что дверь свободна, вылетел, задыхаясь, в темные сени — на мост. Роняя громыхающую утварь, кубарем ломанулся в свою часть избы — ввалился, схватил ружье, нож из стены выдернул, повернулся к порогу, ко всему готовый...
      Они не пришли.

            * * *


      Эту ночь я не спал.
      Сидел перед запертой дверью с ружьем на коленях, трясся немного, и всё думал, тупея с каждым часом, — кто же это такие, что им здесь надо и откуда они знают о Кате. В избе было тихо, только поднявшийся ветерок чуть подвывал в трубе, за стенами возились мыши, да внизу изредка, покряхтывая и посапывая, начинала ворочаться моя безумная пленница.
      Под утро на дворе завопили недоенные и голодные козы. Пришлось вставать, идти к ним. На цыпочках прокрался я мимо двери в горницу. Мне показалось, что она не заперта, но проверить я не решился.
      На улице мне стало чуть спокойней. Солнце уже поднималось, день обещал быть жарким и светлым. В далеком лесу куковала кукушка. В кустах у огорода щебетали порхающие пичуги — лесные синички и воробьи. На коньке крыши что-то долбила бесстрашная сойка. Я пугнул её — нечего крышу дырявить!
      Из-за сарая, зевая, вышли мои верные приятели — Туз и его внук Полкаша. Спрыгнул с липы ночевавший здесь Мурзик, пошел к дому по росистой траве, высоко задирая лапы и смешно ими подергивая. С открытого двора выбрались куры, заквохтали, полезли в холодную пыль купаться. Задиристый петух взлетел на жердину, кукарекнул так, что кукушка заткнулась...
      Я огляделся, чувствуя, как возвращается ко мне уверенность.
      Нечего мне тут было бояться.
      Тут всё принадлежало мне, всё мне подчинялось.
      Я был здесь хозяин...
      В пыльном окне горницы ало блеснул солнечный свет — будто кровь плеснула на стекло. Мои постояльцы видимо спали сейчас. Что ж, значит, пора их разбудить!
      Я перехватил ружье и вернулся в дом. Настрой у меня был боевой, решительный. Сегодня я собирался получить ответы на все вопросы, и ничто не могло меня остановить. Я готовился к жесткому разговору, я был готов угрожать и реализовывать свои угрозы, если мои слова не воспримут всерьез. Мне была нужна правда...
      Дверь горницы оказалась не заперта. Я распахнул её ударом ноги. Шагнул через порог.
      - Поднимайтесь!
      Я ждал чего угодно: холодного равнодушия, негодующих криков, яростной драки, бегства, мольбы...
      Но ничего не произошло.
      В горнице не было ни души.

            * * *


      Скорей всего, они ушли ночью, задолго до рассвета. Если бы позже — то на росистой траве остался бы след. Возможно, они покинули мой дом сразу после того, как я сбежал от них и заперся в комнате.
      - Уроды! - Не сдержавшись, я пнул комод, расшвырял ногами постель на полу.
      Почему-то я был уверен, что больше никогда не увижу эту троицу, не узнаю, кто они такие. Их исчезновение теперь представлялось мне логичным — появившиеся внезапно так же неожиданно исчезли. Вот и гадай, что это было — то ли приступ безумия, ставший следствием моего многолетнего одиночества, то ли меня действительно навестили гости, кем бы там они ни были.
      Нина, Вася и Степан — кто вы такие? Этот вопрос мучает меня и сейчас — особенно сейчас! — ведь я успел убедиться, что они вполне реальны, материальны и способны вмешиваться в мою жизнь.
      У меня есть кое-какие догадки, и скоро я изложу здесь все свои соображения, несмотря на их фантастичность. А чего мне стесняться? Я живу в мире, где люди превратились в чудовищ — как в фильме ужасов. Я — персонаж третьесортного романа. И я сам этот роман пишу.
      Определенно, еще одна фантастическая деталь общей картине повредить не может.

            * * *


      Позволю себе еще одно маленькое отступление.
      События, о которых я собираюсь рассказывать дальше, произошли совсем недавно. Я помню всё в деталях, отчетливо и ярко. И если в первых частях повествования я мог позволить себе какую-то толику вымысла, то всё изложенное далее будет правдиво на сто процентов...
      Итак: рано утром я вошел в горницу и обнаружил, что мои гости исчезли. Уже к полудню я примирился к этим фактом настолько, что смог спокойно заняться обычными делами на дворе, в поле и в лесу.
      Мое одинокое выживание, наверное, кажется скучным. В книжках, которые так любил Димка, всё было иначе: герои, раздобыв горы оружия, оборудования и провизии, отражали нападения жутких чудовищ и опасных банд; люди катались на подготовленных внедорожниках, за ресурсы велись настоящие войны, благородные разбойники спасали своих (и чужих) женщин и строили новый, не очень-то дружелюбный, но почему-то притягательный для читателей мир.
      А у меня все получилось неправильно, как-то совсем не по книжному. С бандитами я не воевал, в чудищ стрелял редко, хитроумных ловушек вокруг своего жилища не городил, далеко старался не выбираться, автомобилей избегал. И с женщинами у меня как-то... не очень клеилось... Мои войны — это битвы за урожай. Мои ресурсы — семена и домашние животные. Хороший плотницкий набор инструментов для меня ценней экипировки пехотинца. Я не ищу складов с консервами, так как давно научился производить еду в достаточном количестве. Мне не нужны ни бензин, ни солярка. Для меня самая захудалая коза ценней какого-нибудь «Тигра» с годовым запасом топлива...
      Вот козами я в тот день и занялся — отвел их на лужок, вычистил стойла, нарубил веников на зиму, повесил сушиться на чердаке. Потом сходил на дальний пруд, где у меня уже пятый день стояли непроверенные верши. Улов оказался скромный: десяток карасиков в палец величиной и пара рыбешек покрупней - в ладонь. Но я не расстроился: мелочь я выпустил в бак, чтобы потом использовать её в качестве живцов — с десяти поставленных на ночь жерлиц я снимал три-четыре щуки. А больше мне было не нужно: пойманная рыба долго не хранилась, да я и не видел смысла в её хранении — мне было проще брать рыбу живой из реки.
      Вечером я полез на крышу двора чинить маленький роторный ветрогенератор, обеспечивающий курятник электрическим светом. Справился быстро, через час взялся за новое дело — начал из дубового чурбачка резать новый бак для маслобойки, но почти сразу вспомнил, что надо бы подлатать теплоизоляцию в погребе-леднике, а то до осени мой подземный холодильник может и не дотянуть — разморозится как раз перед началом заготовок...
      Надеюсь, мне удалось в этих трех куцых абзацах показать, какой стала моя жизнь в деревне. И теперь я могу перейти к самому главному в своем долгом рассказе.
      Итак...
      Когда стемнело, я спустился к Кате, хотя в тот день по графику у нас ничего не должно было быть. Почему-то она вела себя очень спокойно, и мне даже не пришлось её связывать.
      А ночью вернулись Нина, Вася и Степан.
      И я их убил.

            * * *


      Мне не сразу удалось выяснить, как они проникли в дом. Сначала я думал, что они влезли на двор через худую крышу и сумели чем-то подцепить накидной крючок на рассохшейся задней двери. Я допускал так же, что они вошли в избу обычным способом — через крыльцо — ведь у них было достаточно времени, чтобы ознакомиться с устройством всех моих запоров и придумать способ открывать их снаружи.
      Но всё оказалось куда проще.
      Они влезли в дом через окно горницы, бесшумно выставив раму вместе со ставнями. Они подготовили этот путь загодя. Я убедился в этом, осмотрев окно, — оно едва держалось в проеме, хотя внешне выглядело нормально — обычно.
      - Вот черти! - пробормотал я, думая о собаках, на которых давно привык рассчитывать, и которые так меня подвели в этот раз: не тявкнули, не взвизгнули. Если и шумели, то не больше обычного.
      Ничто не помешало моим гостям влезь в дом, где я, уработавшись за день, дрых без задних ног в неразобранной койке, полагаясь на крепость запоров и чутье псов.
      Я видел сон: Нина, Вася и Степан склонились надо мной и что-то делали, медленно и плавно двигая руками, — они словно собирали что-то с моей головы. Их лица были подсвечены — голубоватый свет сочился изнутри, из-под кожи. Это было очень красиво. Мне чудилась музыка, тихая, нежная и расслабляющая. Перед глазами всё плыло. Было хорошо, уютно. Я не мог пошевелиться — просто не хотел.
      - Спи, Брюс, - сказала Нина. Её светящееся, похожее на маску лицо расплывалось. В руке у нее поблескивала какая-то штуковина, напоминающая штангенциркуль.
      Я послушно закрыл глаза, но заснул не сразу. Какое-то время я еще чувствовал сладковатый аромат, витающий в воздухе, ощущал приятное показывание на лбу и висках. Потом мне показалось, что меня переворачивают. Я полетел куда-то, начал падать — меня кружило, всюду была бархатистая тьма и колючие звезды.
      И вдруг всё исчезло — кончилось...
      Очнулся я внезапно — оттого, что кот Мурзик вспрыгнул мне на грудь и, басовито мурлыкая, принялся вылизывать мое лицо шершавым языком. При этом он еще мял меня лапами, довольно ощутимо цепляя когтями кожу, — была у него такая дурацкая привычка. Я хотел его стряхнуть, но едва смог шевельнуть ладонью. Голова закружилась, меня затошнило, будто я был пьян, — в нашей общажной тусовке такое состояние называлось «вертолетом». Мурзик не отставал — драл мне щеки своим колючим языком, запускал в мое тело кривые когти. А я вдруг вспомнил свой странный сон.
      В комнате было темно, только на стене, подсвечивая циферблат ходиков, чуть теплилась лампочка ночника, запитанного от вольтового столба. Обе стрелки часов показывали на цифру три — самое глухое время.
      Я смог согнать Мурзика, только когда большая стрелка подвинулась к шести. В голове чуть прояснилось, но чувствовал я себя отвратительно и при этом не понимал, что со мной происходит.
      Я сполз с постели.
      На холодном полу мне стало чуть лучше, задышалось легче. Стрелка подвинулась к цифре «восемь», когда я увидел пятна крови на своей одежде. Кровь была и на постели — это я заметил, сумев подняться на колени.
      Потом я встал, хватаясь за кровать.
      И услыхал странный шум — будто где-то внизу тихо зудела бормашина...
      Признаюсь: я до последнего не знал, с чем столкнусь. Мне сложно было сосредоточиться, я был не в состоянии размышлять, анализировать — мой мозг словно заржавел. Не помню, как я подобрал ружье, как сунул в карман горсть патронов. Зато хорошо помню, как едва не свалился в подпол — лаз был открыт, но меня это ни удивило, ни насторожило. Я совершенно отупел, я двигался как заводная кукла, и вниз полез только для того, чтобы посмотреть, все ли в порядке с Катей.
      Помню: ружье висело у меня на шее, стволом вниз; ступени уходили в темноту; «бормашина» подвывала.
      Потом — провал.
      И снова: ремень ружья больно давит на горло, я хватаюсь за стенку, кругом так темно, что спирает дыхание. Я — под полом.
      В каморку Кати я не вошел, а ввалился. Ружье было у меня в руке.
      Два светящихся лица повернулись ко мне, и я подумал, что мой сон продолжается. Бормашины здесь не было, а гудение исходило от блестящей штуковины, похожей на штангенциркуль. Нина держала её над затылком раздетой догола Кати. Вася и Степан шагнули ко мне.
      - Уходи, - сказал кто-то из них, не открывая рта. - Ты не должен это видеть.
      Они были очень близко — опасно близко — и я выстрелил.
      Светящееся лицо Васи раскололось и потухло.
      Степан завизжал, и я выстрелил второй раз. Заряд дроби перебил ему шею, но визг не прекратился. Запрокинувшаяся голова болталась, Степан качался из стороны в сторону и как-то странно притоптывал ногами — будто пританцовывал.
      А Нина занималась своим делом — свободной рукой выбирала что-то из волос Кати.
      Я ударил Степана прикладом. Его голова оторвалась и покатилась, как шар для боулинга. Кто-то схватил меня за щиколотку. Я посмотрел вниз, увидел Васю, ворочающегося у меня под ногами, отпрыгнул, забился в угол и заорал:
      - Оставьте её, уроды! Что вы с ней делаете?! Кто вы такие?!
      Голая Катя едва заметно дрожала — она была жива. Но я видел кровь на её коже. И не видел ран.
      Обезглавленный Степан наконец-то упал. Его агония не прекращалась, он дергал конечностями, как раздавленный паук-сенокосец, а укатившаяся под кровать голова продолжала визжать. Вася пытался встать на четвереньки. Его лицо разваливалось — это выглядело ужасно.
      Внезапно я осознал, что опять могу стрелять — руки сами перезарядили ружье. Я направил ствол на Нину, заорал:
      - Отойди от нее!
      Она как не слышала.
      И я выстрелил — дуплетом...
      В кармане у меня оставалось шесть патронов.
      За минуту я расстрелял их все.

            * * *


      Кто же это был?
      У меня нет ответа на этот вопрос.
      Они могли быть обращенными — я видел, как эти твари меняются, эволюционируют. Можно предположить, что в итоге появились такие существа, как мои гости.
      Однако, эта теория кажется мне сомнительной.
      Скорей уж меня навестили «хозяева» обращенных — те, кто уничтожил человечество, превратив большую часть людей в чудовищ. Добившись своей цели, они посетили тех, кому удалось выжить. Сколько нас таких по всему миру? Сотня? Тысяча? Или только я и Катя? Агрессоры, уничтожившие человечество, могли прикончить тех людей, кто еще представлял какую-то угрозу. А нас оставили жить. Почему? Для чего? Ну, допустим, чтобы изучать нас, наблюдать за нами. Мы — живые экспонаты. Мы — свидетельство их успеха на этой планете.
      Конечно, это всё мои домыслы. Я не знаю, что стало причиной метаморфоза людей. Может, мы сами во всем виноваты? Вывели какую-нибудь трансгенную сою и сами не заметили, как сделались химерами.
      Гадать можно бесконечно.
      У меня был шанс прояснить кое-что, но я его упустил. Мне следовало сразу вскрыть тела Нины, Степана и Васи, подобно тому, как я вскрывал некоторые виды обращенных. Но я бросил трупы внизу, вытащил Катю из подполья, уложил на своей кровати и не отходил несколько часов, пока не убедился, что умирать она не собирается. Катя оставалась без сознания, но пульс её был сильный, а дыхание ровное.
      Я спустился в подвал утром. Тел там уже не было. Они исчезли, словно испарились. На грязном и мокром полу валялись только пахнущие ацетоном груды одежд. Под ними я нашел несколько непонятных предметов, в том числе оплавившийся «штангенциркуль», из которого сыпалась какая-то легкая хрустящая пыль...
      Так кто же они — Нина, Вася и Степан? Космические пришельцы? Гости из параллельной вселенной? Киборги из будущего?
      А может быть демоны из ада, в существование которого я не верю? Или ангелы из рая?
      Не знаю...
      Расстреливая их, я полагал, что защищаю себя и Катю. Да, я был несколько не в себе, однако же я знал, что эта троица творит нечто зловещее и недоброе.
      Сегодня я думаю иначе. Похоже, они действительно хотели мне помочь.
      Я начал понимать это через двое суток — когда спящая у печи Катя наконец-то открыла глаза. Она не закричала, не завизжала, не попыталась убежать и не напала на меня. Она посмотрела мне в глаза и неуверенно улыбнулась.
      - Привет, - сказал я ей, совсем не ожидая ответа, как не ожидал его от своих котов и собак, с которыми разговаривал по нескольку раз на дню.
      - Привет, Брюс, - отозвалась Катя, и я едва не сошел с ума.

            * * *


      Они её вылечили. Я не сомневаюсь в этом.
      Сейчас я пишу эти строки и посматриваю на Катю. Она сидит у окна перед экраном старого ноутбука, смеется над ужимками Роуэна Аткинсона и штопает мои брюки.
      Уже почти две недели прошли с момента её пробуждения, а она так ничего и не вспомнила. Ей кажется, что мы только поселились здесь, хотя я давно рассказал ей всю правду. Иногда, забывшись, она вновь спрашивает меня, где Минтай, Димка, Оля и Таня. И тут же мрачнеет.
      С ней еще не всё в порядке. Порой она становится очень тихой, сидит подолгу на одном месте, не шевелится — и я стараюсь её не беспокоить — просто боюсь. Бывает, что она начинает паниковать — мечется по углам, прячется, не узнает ничего; а когда приступ проходит — ничего не помнит.
      Да, она немного странная. Наверное, это моя вина — если бы я не расстрелял Нину, если бы позволил таинственным гостям закончить работу, то, возможно, сейчас Катя была бы совершенно нормальным человеком.
      Впрочем, мне кажется, что со временем её странности исчезнут. Приступы страха и апатии случаются всё реже, она уже не задает чудных вопросов и не шарахается от своего отражения в зеркале.
      Но вчера ночью она меня напугала. Я проснулся от плача — Катя рыдала, стонала, тряслась и жалась ко мне. Я растолкал её:
      - Что случилось?
      Она долго не могла ответить, смотрела на меня жуткими глазами, всхлипывала, как будто задыхалась. Я сделал ей травяной чай с малиной и диким медом, везде зажег свет — и электрический, и лучину, и масляные лампадки.
      - Что тебе приснилось? Ты понимаешь, что это был просто сон?
      Наконец она кивнула.
      - Да. Мне показалось, что я...
      Она опять разрыдалась, и я обнял её, заставил сделать еще глоток чая:
      - Что тебе показалось?
      - Что я была беременна... И пряталась... И пришли обращенные... А потом... Потом...
      Она так и не рассказала, что было потом. Но я-то знал.
      А утром, кажется, она уже ничего не помнила.
      Уточнять я побоялся.

      [ читать дальше ]