Михаил КЛИКИН

      Третьей погибла Оля.
      Взрыв толкнул её в спину, и она полетела кувырком, но не это её убило.
      Обломки кирпичей и дымящихся досок падали вокруг - но ни один из них Олю не задел.
      Олю убил я.
      - Бежим! - заорал я, хотя сам еще подняться никак не мог. - Бежим!
      Кусок мяса с торчащей костью шмякнулся передо мной. Это могла быть конечность зомби, но я почему-то и сейчас уверен, что это была рука Тани - та самая, которой она держала зажигалку.
      Я чувствовал, что на голове у меня плавятся волосы. Одежда дымилась. Глаза были засыпаны пылью. Я, кажется, был контужен.
      - Бежим!
      Это чудо, что я не растерял оружие, что сумел встать на ноги, найти Олю и даже выбрать верное направление для бегства. Мы, спотыкаясь, неслись по вспучившейся асфальтовой дорожке прочь от вокзала и разрушенного взрывом гаража. Иллюзий у меня не было - я понимал, что в городе полно обращенных, и рано или поздно (скорей рано) эти твари до нас доберутся. Я надеялся лишь на то, что взрыв и пожар отвлекут обращенных, собьют их со следа. Я думал найти укрытие. Но совершенно не представлял, что мы станем делать потом...
      Огромный гуль появился внезапно. Наверное, он выпрыгнул из какой-нибудь квартиры на втором или третьем этаже, но мне показалось, что мерзкая тварь возникла из ниоткуда - будто телепортировалась к нам. Оля бежала впереди меня, и она практически влетела в объятия гуля. Он прижал её лапой и потянулся ко мне — одной жертвы ему было недостаточно.
      Я шарахнулся в сторону. Автомат слетел с моего плеча, я подхватил его — получилось, что оружие само прыгнуло ко мне в руки. Щелчок переводчиком огня, патрон уже был в патроннике...
      Я сделал пять одиночных выстрелов, метясь в мерзкую рожу гуля. Я попал три раза, но, наверное, расстрелял бы весь магазин, если бы пятая пуля не пробила Оле плечо. Она вскрикнула коротко - по-птичьи, побелела вся, но не упала, так как гуль продолжал её держать.
      У него было три дырки в голове – а он как-то ухитрялся стоять. Он упал только тогда, когда я выдернул Олю из его лап.
      - Больно, - прошептала она.
      - Извини... - Я тащил её в сторону, а гуль полз, дергался и скреб асфальт когтями, пытаясь достать нас. - Пожалуйста, прости! Прости меня! Прости!
      Она потеряла сознание — обмякла, затихла. Я отпустил её, подскочил к гулю и выпустил еще две пули в его бугристый затылок, будто бы сложенный из булыжников.
      В стороне, откуда мы бежали, вспухло огненное облако. Мгновением позже грянул взрыв — видимо, в пожаре лопнул еще один баллон. Я рефлекторно втянул голову в плечи и заметил, как на дорожку, по который мы только что бежали, вышел зомби. Он успел сделать три шага по направлению к нам. А потом ему на голову свалилась какая-то металлическая искореженная взрывом плашка.
      Я не видел, сумел ли этот зомби подняться, так как в то же мгновение очнувшаяся Оля громко застонала. Я понял, что она жива и, схватив ее под мышки, пачкаясь кровью, потянул к ближайшему дому — к открытой двери подвала. Я не собирался оставаться там надолго. Я просто хотел перевязать Олю.

            * * *


      В подвале оказалось холодно, как в морозильной камере, и темно, как в могиле.
      Это через пару минут, когда мои глаза немного привыкли к темноте, я разглядел голубоватое свечение в глубине - так светятся лесные гнилушки в безлунные теплые ночи.
      Оля почти не стонала, когда я её бинтовал, только беззвучно плакала и кусала до крови губу. Я дал ей немного отлежаться, а сам пошел на загадочный матовый свет. То, что я увидел, сложно описать словами: застывшие подтеки на стенах, столбы и пузыри на полу, свисающие с потолка «сосульки» и причудливые, будто бы восковые, фигуры - все это громоздилось друг на друга, наплывало — совокуплялось. Свечение исходило от какой-то желеобразной массы — я не рискнул её трогать, вдруг вспомнив «ведьмин студень» Стругацких.
      Мне послышался шум у выхода, и я, предчувствуя недоброе, поспешил назад.
      Оля лежала там, где я ее оставил. Две мелкие твари, которым я так и не придумал названия, грызли её шею. А она прижимала к себе портфель - защищала своих котят...
      Я не знаю, почему она не кричала... Не знаю...
      Кричать начал я.

            * * *


      Я пришел в себя на улице, весь забрызганный кровью тех мелких вонючих тварей. Оля умирала у меня на руках. Я с трудом разобрал её последние слова: она просила позаботиться о котятах.
      Я плакал. И, кажется, стрелял в темные окна, глядящие на нас.
      Потом я ушел, оставив Олю в пяти шагах от места, где она умерла.
      Она приняла смерть не от меня, но из-за меня. Поэтому я и говорю, что убил её: сначала прострелил плечо, потом затащил в опасное место и оставил без присмотра.

            * * *


      Последующие минуты я помню смутно.
      Я метался по грязным и тесным переулкам, прыгал через какие-то заборы, пытался спрятаться в мусорном баке. Я прикончил нескольких зомби — снёс им головы. Сумел удрать от тролля. Я где-то потерял автомат, но не слишком об этом пожалел - я успел расстрелять все патроны, а новых мне взять было негде.
      А потом я увидел, что по улице едет автомобиль, как две капли воды похожий на мою побитую «десятку». И это было так странно, так нелепо и дико, что я испугался этой машины больше, чем подступающих ко мне обращенных.
      Я решил, что сошел с ума.
      - Чего встал?! - заорал Минтай, чуть опустив стекло на водительской двери.
      Я тупо смотрел на него, уверенный, что у меня галлюцинации.
      - Давай быстрей! Ну?!
      Он всё же решился: остановил машину в четырех метрах от меня (ближе не позволял высокий бордюр), выскочил, схватил меня за шиворот, потащил за собой. Он помог мне забраться в салон – втолкнул на задний диван. И едва успел вернуться за руль — зомби уже лезли на капот машины, а выскочивший из переулка мангус попытался прокусить колесо, но остался без головы, когда Минтай рванул с места так, что запахло пожженым сцеплением.
      - Где остальные? - спросила Катя, повернувшись ко мне.
      - Мертвы, - ответил я, и понял, что никакая это не галлюцинация, что всё сейчас происходит на самом деле.
      Катя смотрела на меня и словно бы ждала продолжения.
      - Они все умерли, - сказал я, не зная, что еще тут можно сказать. - Все, кроме меня.

            * * *


      Всё дорогу по городу Минтай оправдывался. Я не слушал его. Это потом в памяти вдруг стали всплывать обрывки того сбивчивого монолога: Минтай говорил, что у него не оставалось выбора, что он был вынужден уехать и не мог выйти на связь, так как его рация разбилась, а о другой они вспомнили слишком поздно, да и некогда было говорить, так как обращенные постоянно атаковали машину и нужно было безостановочно двигаться, а на удалении связь переставала работать...
      Катя, перебивая его, пыталась добиться от меня подробного рассказа, что случилось, и как погибли остальные. Я был не в силах ей отвечать. И тогда она, вторя Минтаю, сама начала говорить: о том, как они старались не уезжать от вокзала, колеся по улицам с той стороны площади, как придумывали планы нашего спасения, а услыхав грохот и заметив дым, сразу же начали искать подъезд к месту взрыва.
      - Что это было? - донимала меня Катя. - Что взорвалось?
      Потом они все же оставили меня в покое, и я валялся на заднем диване среди барахла, которым мы успели разжиться, и помирал - так мне было худо, так тошно.
      Минтай и Катя разговаривали о чем-то своем, а я корчился и не понимал, как они могут так вот спокойно, так запросто беседовать: он ее успокаивал, просил не волноваться, она говорила, что с ними будет все в порядке. Минтай отвлекался, ругался, обруливая обращенных. Иногда что-то билось о машину. Взвизгивали тормоза, рычал мотор...
      Не знаю как – но мы выбрались из города.
      И где-то на окраине (я впервые там был) Катя вдруг закричала:
      - Вот! Вот он! Стой!
      Она увидела магазин. Но я понял это позже. Поднявшись, я пытался увидеть, о ком она говорила, и зачем Минтай остановил машину.
      - Пять минут! - Катя буквально умоляла. - Только пять минут! Здесь никого нет, посмотри! Мы зайдем, и сразу же выйдем.
      Минтай качал головой. Но машина стояла. И я сразу понял, что он уступит, что он уже готов уступить.
      - Вы с ума сошли?
      Они посмотрели на меня так, словно успели забыть о моем присутствии — и только сейчас вспомнили.
      - Я всегда думала, что у моего ребенка будет всё самое лучшее, - сказала Катя. - Я думала, что смогу обеспечить его всем необходимым. - Она всхлипнула. - Но теперь... Хотя бы... Что-нибудь...
      Она вдруг расплакалась.
      Я тупо на нее смотрел и не мог понять, почему она заговорила о ребенке.
      А потом я увидел вывеску магазина, рядом с которым мы стояли: «Ваш малыш».
      - Она беременна, - сказал Минтай, глядя куда-то в сторону и пытаясь неловко утешить Катю. - Мы собирались рассказать вам. Но не могли решить - когда.
      Я молчал. Я думал, что после всего пережитого уже ничто не сможет меня потрясти. Но я ошибался.
      - Хотя бы какую-нибудь погремушку, - просила Катя. - Пустышку... Бутылочку... Игрушку... Пусть у него будет хоть что-нибудь...
      - Я пойду, - Минтай забрал у нее автомат.
      - Не надо, - тихо сказал я.
      - Всего три минуты, - сказал Минтай. - Мы уже не раз так делали.
      Я покачал головой, но спорить не стал, понимая, что переубедить их невозможно. Да и место, действительно, выглядело безопасным: открытое пространство, выезд из города, строений почти нет, помещение магазина отлично просматривается через витрины, а машина стоит всего-то в трех шагах от стеклянной двери...
      - Бибикните, если что-то увидите, - сказал нам Минтай и вышел.
      Я тоже выбрался на улицу. Постоял, оглядываясь, пытаясь дрожь унять. И сел на водительское место — свое законное.
      Минтай вернулся через минуту, свалил у машины ворох детских вещей, недовольно на меня посмотрел, но сказать что-то не решился. И садиться не стал:
      - Я там мобильчик присмотрел. Хороший, механический. Восемь тыщ стоит. И ванночку складную прихвачу... Розовую брать или голубую? Кать, а?
      - Розовую.
      - Хорошо. Я мигом.
      Он опять умчался в магазин. Через минуту внутри что-то грохнуло - но это был не выстрел, просто упало что-то. Я на всякий случай проверил оружие — пистолет был без патронов, зато для ружья боеприпасов хватало — и с пулями, и с разной дробью. Вот только стрелять из тесного салона было бы неудобно.
      - Посмотри на перекресток, - сказала вдруг Катя.
      Я повернул голову.
      - Что там?
      - Не знаю... Почудилось, будто... Показалось, наверное...
      Пока мы глядели в сторону, Минтай выволок из магазина новую партию детских вещей и игрушек. Куда он собирался их распихивать, я выяснить не успел. Счастливый будущий отец положил всё в кучу, обошел машину и, улыбаясь, постучал мобильчиком в окно. Катя нажала кнопку, чтобы опустить стекло. И в этот момент с крыши магазина на крышу машины перескочил здоровенный гуль. Он схватил Минтая поперек туловища — и тот вскрикнул от страшной боли, вцепился в дверь, попытался забраться в машину через полуоткрытое окно. Катя отчаянно пыталась ему помочь — тянула его в салон — за одежду, за волосы. А он уже не кричал, только корчился. Из открытого рта хлынула кровь, глаза закатились. Еще секунда — и его голова оторвалась, упала Кате на колени. Она завизжала, а я вдавил педаль газа и бросил сцепление...
      Забрызганная кровью Катя беспрерывно визжала двадцать километров. Под ее ногами каталась голова Минтая. А я гнал и гнал машину, желая оказаться как можно дальше от этого проклятого города.

      [ читать дальше ]